На адрес передачи «Мосты» приходит немало писем с просьбой рассказать о мерах пресечения правонарушений и преступлений. Как правоохранительная система пытается исправить нарушителей общественного порядка, так сказать, наставить на путь праведный молодых преступников, среди которых немало выходцев из стран СНГ. В России, например, существует инспекция по делам несовершеннолетних, которая пытается проводить профилактическую работу с молодыми правонарушителями. А как в Германии работают с молодыми преступниками? На эти и другие вопросы попыталась найти ответы наш внештатный автор Марина Аксенова. Предлагаю вашему вниманию её репортаж.

Внешне спокойная, размеренная жизнь земли Северный Рейн Вестфалия за прошлый год трижды уже нарушалась столкновениями между местными скин-хедами и представителями антифашистских организаций.

«Мы услышали, что будет демонстрация скин-хедов в Хаагене. В третий раз мы не могли позволить нацистам маршировать по улицам. Мы представляли антифашистские организации, и нас было много – несколько тысяч, и толпой двинулись навстречу скин-хедам. Полицейские перекрыли нам путь. Атмосфера накалялась, и в полицейских полетели бутылки, нас окружили взяли под арест».

Насер Альесери – родом из Ирака. Живет в Германии шесть лет, в университете города Бохума изучает историю и германистику. Первый контакт с полицией произвел на него большое впечатление:

«Мы оказались в Главном управлении полиции в Хаагене. Из-за демонстраций они ожидали большой наплыв арестантов, поэтому перестроили все здания, например, в гаражах соорудили кабинеты. Там за компьютерами сидели люди, они допросили нас, переписали имена, фамилии, паспортные данные и чем занимаемся. Забрали все вещи: пояса, шнурки, кошельки. Среди нас были панки – все в пирсинге, их заставили все это сдать. Некоторым даже из языка пришлось доставать свои железяки».

Через три недели Насеру Альесери предъявили обвинение по статье «Нарушение спокойствия в Германии», по приговору суда он остался на свободе, но должен бесплатно отработать 50 часов на пользу общества. Насер поступил под надзор специального подразделения уголовно - исполнительной системы «Bewährungshilfe».

В переводе с немецкого "Bewährung" означает «условное», «Hilfe» – «помощь». Сотрудники службы не надсмотрщики и не полицейские, а социальные работники, подчиняющиеся министерству юстиции. В отличие от уголовно-исправительных инспекций России Bewährungshilfe работает не только с наказанными без лишения свободы, но и с освобожденными досрочно из тюрьмы. Это помогает в рамках одной службы выстроить цепочку: суд – осуждение – освобождение. И все для того, чтобы вернуть нарушителей порядка к нормальной жизни.

«Закон предусматривает не столько наказание, сколько перевоспитание правонарушителей. - Говорит Марк Хальнемайер, адвокат из Кельна. - Главная задача службы – помочь преодолеть трудное время, жизненные обстоятельства, которые толкнули человека на правонарушение. После этого большинство людей, как правило, возвращается к нормальной жизни. Основное внимание уделяется молодежи, потому что по статистике 90 процентов тех, кто нарушает закон, не старше 21 года. И если в этот критический период сажать в тюрьму, то там они научатся лишь уголовщине».

По словам Марка Хальнемайера, лишение свободы назначают сегодня лишь за тяжкие преступления, поэтому с конца 70-х годов отбывающих наказание на свободе стало в четыре раза больше. Такой поворот к альтернативным наказаниям объясняется еще и экономическими соображениями. По данным статистики, один день тюремного заключения обходится налогоплательщикам в 75 евро, тогда как день под надзором службы Bewährungshilfe - в 4 евро.

«Министерство юстиции очень бедное министерство, и главным оборудованием человека являются его ноги. Как правило, люди эти ездят на своих собственных машинах, оплачивают им какой-то километраж за то, что они используют частную машину в служебных целях».

Гасан Гусейнов – эксперт курсов повышения квалификации работников Минюста Германии, а потому хорошо знает и нужды сотрудников Bewährungshilfe.

«Компьютеров у них практически нет, на это все жалуются. Все делается с бумажками, вручную. Они ходят, разговаривают. В целом, служба вполне второстепенная, и сейчас она стала такой важной потому, что среди правонарушителей огромное количество иностранцев».

Иностранцев в Германии действительно много - более 9 процентов от всего населения, и они не все выдерживают трудностей жизни в немецком обществе. Статистика утверждает, что одна пятая всех преступлений совершается переселенцами и иммигрантами из бывшего СССР. Работники Bewährungshilfe считают их наиболее трудными клиентами, так как они агрессивны даже по отношению к своим. На курсах и семинарах Гасан Гусейнов знакомит сотрудников уголовно-исполнительной системы с этническими особенностями эмигрантов из России. Чтобы лучше понимать таких подопечных, социальные работники изучают даже «блатную» лексику.

«Они интересовались содержанием каких-то «маляв», вообще им было непонятно слово «малява». Непонятны выражения в виде наименований животных в каком-то особом значении, например, «быки», «петухи» и так далее».

На небольшой и тихой улочке в Кёльне Кирхенбергерштрассе расположилась служба Bewährungshilfe, это полуподвал четырехэтажного дома.

Среди подопечных социального опекуна Люции Ленардшведер в основном осужденные за имущественные преступления: кражи или порчу чужой собственности, а также нанесение телесных повреждений. Многие – за продажу наркотиков.

«Судья осуществляет так называемый профессиональный надзор. Это значит, если я что-то для испытуемого делаю, то это согласуется с судьёй. Я составляю план работы на время испытательного срока, и его тоже нужно представить судье».

Люция показывает план – это несколько машинописных листов, своеобразный договор между «пробантом», так называют здесь подопечных Bewährungshilfe и социальным опекуном. Основные обязанности у пробанта те же, что и у российского условно осужденного – не совершать повторных правонарушений, пройти курс лечения от наркозависимости или алкоголизма.

«В этом плане точно указано, к примеру, что о каждой смене места жительства, обо всем, что касается его личных дел, он должен докладывать, поэтому регулярно назначаются встречи – беседы. Я делаю это как минимум один раз в месяц. Если пробант не придерживается плана, то у социального работника есть возможность сообщить об этом судье и предложить соответствующие меры дополнительного наказания».

Отмена условного осуждения так же происходит по инициативе социального опекуна, именно он представляет суду характеристику на своего клиента. Например, бывший подопечный госпожи Ленардшведер 18-летний эмигрант из Испании Дино Лопес вновь попался на сбыте наркотиков и теперь отправляется в тюрьму Осендорф.

«Да, я хочу жить спокойно, но у меня как-то не получается. Меня постоянно во что-то впутывают. Например, если бы я снова подался в Кельн, то я бы встретил друзей, натворили бы всякого... Нормально. Потому что они говорят: «Эй, смотри, там можно легко заработать много денег». У меня как раз всегда нет денег. Если мне такое говорят, я не могу устоять и отвечаю: «Окей, я с вами». А потом оказывается, что мы опять вляпались в историю».

После выхода из тюрьмы, Дино снова встретится с госпожой Люцией, потому что социальная адаптация таких людей тоже входит в ее обязанности. Сотрудники Bewährungshilfe оказывают не только моральную поддержку подопечным, но и социальную помощь. Тот, кто освободился из тюрьмы, может рассчитывать на временный приют, немного денег на хлеб и даже работу. О ней социальный сотрудник будет договариваться с работодателем лично, и судимость, как утверждает Гасан Гусейнов, здесь не помеха.

«Это пятно для определенного вида работы, но не указывать этого в биографии тоже нельзя. Но во многих случаях это не имеет никакого значения. Ну, вот скажем, когда я жил в Бремене, я снял квартиру у одного сирийского предпринимателя. Посредница сообщила мне, что оказывается этот квартирный хозяин за подлог сидел два с половиной года в тюрьме, уже находясь в Германии. Его судимость, кстати, не помешала ему получить впоследствии немецкое гражданство».

У социального опекуна Люции Ленардшведер на учете 70 осужденных, если вспомнить положение, в котором работают российские сотрудники инспекций, у каждого из них в среднем около 200 подопечных, поэтому жалобы немецких социальных опекунов на нехватку времени выглядят несерьезно. Тем не менее, Марли Шеннег, коллега фрау Люции, считает, что из-за большой нагрузки не удается уделять достаточно внимания всем своим подопечным.

«Чем больше мы контролируем, тем больше идей появляется у наших испытуемых, как этот контроль обойти. Так что из-за сплошного контролирования не успеваешь помогать. Большинство не хочет приходить к нам в службу, они не думают, что мы можем помочь им в чем-то, они боятся контроля. Моя цель обрести доверие клиента. И если мне удается в беседе показать ему «я понимаю тебя», то тогда, как правило, получается сблизиться. Это, я считаю, предпосылка для того, чтобы добиться перемены, но на всех не хватает времени».

По германскому законодательству, доверительные беседы часто сочетаются с общественными работами, здесь их еще называют – социальные часы. Количество часов варьируется в зависимости от тяжести преступления – от 30 до 350. В Германии общественные организации не только помогают контролировать осужденных, они часто выступают еще и в роли работодателей. Например, эмигрант из России Александр Фишер получил по приговору суда 30 часов, и отработал их под надзором общественной организации «Брюкен». Повстречаться лично нам не удалось, поэтому мы побеседовали по телефону.

«Мне надо было пойти в ассоциацию, которая мне дала выбор, например, в церкви работать, в детском саду, в доме для престарелых и так далее. Но потом мне еще дали лист с собой для отметок и дали три месяца для отработки. Если бы я этого не сделал, меня бы за это тоже судили, потом бы было все хуже. Меня могли бы, например, на четыре недели посадить в тюрьму, вместо отработки».

В ассоциацию «Мосты» Александра направили в суде, а для работы он выбрал церковь, потому что она была ближе всего от дома.

«Пастор, который там и живет, давал мне работу. Например, в субботу там встречались старушки, садились, кофе пили. Мне потом нужно было посуду мыть, подметать, столы таскать. Работу, которую им приходилось делать, они на меня спихивали. Это придумано, чтобы отпугнуть народ: натворил – так работай. Есть, конечно, воспитательность, тебе не хочется во второй раз делать эту работу, потому что она очень бывает тяжкой».

Несмотря на то, что в Германии на первый взгляд неплохо работают механизмы уголовно-исполнительной системы, контроль над пробантами стремятся усовершенствовать. Так, в немецкой прессе описывается эксперимент: домашний арест вместо тюремного заключения.

«Мы исходим из того, что в наше время, когда у каждого социально помощника на учете так много пробантов, это позволит лучше контролировать испытуемых, да и возможностей для контроля больше». – Заявила в интервью радиостанции «Немецкая волна» министр юстиции земли Гессен Мартин Хуф: «Мы вводим такой опыт в практику, потому что заключенный перевоспитывается в обществе и угроза для простых граждан – минимальна».

Суть эксперимента проста – на осужденного надевают электронный браслет с вмонтированным чипом, составляется расписание его жизни на весь срок. Если человек в неположенное время удаляется слишком далеко от дома, на базовую станцию поступает сигнал тревоги. И если для незапланированной отлучки не было уважительной причины, его ждет пересмотр приговора. Однако, как заявил в немецкой прессе депутат партии зеленых Тарек Альвазир, применение браслетов в практике службы надзора нарушает права человека.

«Партия зеленых считает, что как только пробант надевает электронный браслет, то в своей собственной квартире он живет, как в клетке. Кроме того, я сомневаюсь, сможет ли этот заключенный иметь постоянное рабочее место и нормально интегрироваться в общество с таким браслетом.»