"Культурно поскучали", - таким был наиболее частый комментарий петербургских дам с кружевами и мехами на плечах, выходящих из зала, где окончились "Вариации на тему "Весны священной". "Это новое слово в искусстве! Величайшая постановка!" - с энтузиазмом восклицали начинающие петербургские хореографини со скатертями и портьерами вместо шалей. Правда, восторгов было гораздо меньше. Что же хотел сказать режиссер и чего он ожидал от соотечественников Игоря Стравинского?

"Вариации на тему "Весны священной", поставленные немецким режиссером, французом по происхождению, Лораном Шетуаном (Laurent Chétouane), - это полтора часа, в течение которых семь человек в черных шортах и майках под музыку Игоря Стравинского ходят по сцене. К минимализму сведены не только декорации и костюмы, но, собственно, и сами танцевальные па. Так что даже пластическим театром или современным танцем назвать эту постановку сложно. В программке информация также размыта: "Очищенный от сюжета танец существует в сложном ритме музыкальной партитуры, создавая рациональное и в то же время экзистенциальное пространство бытия эпохи постмодерна". Четко и честно сказано только одно: "Вместо ритуала жертвоприношения весне режиссер приносит в жертву сам танец и его визуальную составляющую". Отвечая на вопрос корреспондента DW, режиссер ответил, что сам не понимает, о чем его постановка.

Deutsche Welle: А почему именно Стравинский?

Лоран Шетуан: "Весну священную" я впервые услышал в раннем детстве. И это было первое музыкальное произведение, которое не просто тронуло меня, но поразило, перевернуло что-то внутри. Когда через много лет я услышал его снова, то понял, что просто обязан именно с этой музыкой попробовать себя в качестве хореографа. "Весна священная" - это музыка для тела. Каждый ребенок мечтает танцевать, но этому мешают родители.

- Но вы же вообще-то – режиссер драматического театра?

- В юности я даже выучился на инженера и работал по специальности. Но потом понял, что это не мое и переквалифицировался в театрального режиссера. Большое влияние оказал на меня немецкий драматург Хайнер Мюллер (Heiner Müller). Знакомство с его творчеством было как шок. Я понял, что в постановках нужно ставить акценты не на слова, а на пластику, движение, тело, на контекст, понял, что драма должна быть связана с танцем. И я стал пробовать включать в свои спектакли элементы танца. Полностью исключить текст и оставить только движение меня вдохновила именно музыка Стравинского.

- Что для вас значит показывать работу в России?

- В Петербурге я почувствовал музыку и всю "Весну священную" иначе. Этого действительно не случалось в других городах. Появилась какая-то связь со страной, и я даже начал чувствовать то, что называют "хореографией Нижинского". Я не имею в виду сопоставление с его хореографией. Для меня была важна игра вокруг музыки, которая стала опорным моментом во всей постановке. Обычно в центре балета - танцовщик, от которого и "танцует" мысль, вокруг которого структурируется и концентрируется композиция на сцене. В нашей же постановке этот центр находится за пределами танцовщика и движение идет не из него в сценическое пространство, а наоборот: извне к танцовщику.

- "Танец создает экзистенциальное пространство бытия эпохи постмодерна", - так написано в аннотации…

- Речь идет о том, что происходит в пространстве, например, между нами. Не в вашем пространстве и ни в моем, а именно между нами. И как экстраполируется это на пространство между танцовщиками. Наша постановка - это цепь ассоциаций, связанных с музыкой и хореографией. Мы в эту музыку вгляделись с современных позиций и решили показать, что мы сегодня можем сделать, опираясь на нее.

- Чем объясняется столь минималистический выбор костюмов и декораций?

- Это не минимализм, а интерес к постановке фигур, взаимодействию между телами танцовщиков в момент, когда они движутся и стоят, к мизансцене, которую они создают. На это должен был быть направлен взгляд зрителя, а не на пышные декорации и костюмы, которые бы только отвлекали.

- Как вы оцените реакцию публики?

- Я хотел показать эту постановку в стране, где родился Стравинский. Реакцию российской публики я бы назвал реактивной и прекрасной. Конечно, мы волновались, потому что у этой публики уже сложилось собственное представление и о Стравинском, и о "Весне священной", она ожидала какие-то конкретные вещи, и игра вокруг этих ожиданий вызывала большое напряжение. Актеры рассказывали, что в какой-то момент почувствовали страх и "зажались", столкнувшись с первыми зрительскими эмоциями, но потом они с этим справились и даже использовали реакцию зрительского отчуждения.

- А как было в других странах?

На премьере в Германии реакция была разная. Где-то принимали с восторгом, где-то отвергали, но всегда экстремально, с большими эмоциями.

- Есть много моментов, где актеры взаимодействуют с публикой. Как вы их отрабатывали?

- Мы пробовали на костюмерах, декораторах, осветителях... Но с новыми, незнакомыми людьми актерам играть проще: от них исходит новая энергия, значит и актерская реакция - особенная. Актер может завоевать зрителя или проиграть ему. Все как в жизни: вы всегда ищете новые глаза, понимающий взгляд. Про результат я не думаю, не просчитываю его. Он может быть разным, поскольку и сама постановка может пойти по другому пути, не так, как в прошлый раз. И актеры могут импровизировать.

- И все-таки, Лоран: как зритель способен понять эту пьесу? Чувствами или разумом, головой?

- Только телом, головы или эмоций здесь не достаточно.