Сегодня мы познакомим вас с выдающимся немецким писателем, лауреатом Нобелевской премии по литературе за 1999 год Гюнтером Грассом.

Грасс родился в 1927 году в пригороде Гданьска в весьма небогатой семье – у его родителей был крошечный продуктовый магазин. Ещё будучи школьником, Грасс знал, что будет заниматься искусством. Его одарённость заметили и учителя, и родители. В 1944 году, когда Грассу ещё не было и 17 лет, он был призван в армию, получил ранение на восточном фронте. После войны Грасс, наконец, смог осуществить свою мечту: он изучает искусство в Дюссельдорфе и Берлине. Одновременно он пишет дадаистские стихи и драмы для «театра абсурда». С 1954 года Грасс живёт в Париже, где он познакомился с выдающимся австрийским поэтом Паулем Целаном. В это время он решает полностью посвятить себя скульпторству. Однако всё случилось иначе. После шумного успеха своего первого романа «Жестяной барабан» Грасс продолжает рисовать, но главным его занятием теперь становится литература. Один за другим выходят его крупные романы. И каждый из них привлекает к себе огромное внимание, вызывая, как правило, однозначную реакцию – либо положительную, либо резко отрицательную. Грасс твёрдо уверен в необходимости просветительской деятельности.

«Здесь, в Европе, мы – дети просвещения, в лучшем случае и в худшем. И ущерб, причинённый просвещением, можно устранить лишь средствами просвещения. Для меня возврат к иррациональному поведению – это самое страшное, что с нами может случиться.»

Всё творчество Грасса посвящено теме вины – по отношению к евреям и полякам, по отношению к женщинам, по отношению к «третьему миру» и нашей планете в целом. Он призывает чётко сформулировать эту вину, дать ей однозначное определение. Сделать это можно путём просветительства – чтобы те же самые преступления не повторялись бесконечно. Вина, по мнению Грасса, может лежать не только на отдельных личностях, но и на целых нациях. Тот факт, что сегодня США и европейцы снова участвуют в военных действиях, Грасс прокомментировал так:

«Тип войн, которые ведутся сегодня, иной. У них совершенно иная, дополнительная, что ли, мотивировка. Соединённые Штаты являются единственной сохранившейся великой державой с их вооружением и сверхвооружением. И ведут они эти войны с такими имперскими замашками, что страшно становится. Существует опасность, что нынешний президент США совершенно утратит чувство меры и что борьба с терроризмом выльется в своего рода крестовый поход. А тут ещё и такие категории, как «добро» и «зло». Это – вторжение иррационализма в кризисную ситуацию, в которой, собственно, следовало бы руководствоваться благоразумием. Конечно, одними военными средствами терроризм не сдержать. Невозможно одержать победу над терроризмом, не пытаясь выяснить его причины.»

Не слишком верит Грасс и в возможность того, что европейцам удастся удержать Америку от войны против Ирака.

«Я сомневаюсь, что им удастся переубедить [США]. Я был бы уже доволен, если бы мы во всём этом не участвовали. Я был очень рад тому, что канцлер Германии Герхард Шрёдер, который сначала выразил [США] неограниченную солидарность, затем всё-таки сказал, что в авантюрах мы участвовать не будем. Он охарактеризовал возможную войну с Ираком как авантюру, заявив, что в рамках борьбы с терроризмом мы не будем участвовать ни в каких операциях, не санкционированных ООН, то есть никаких действий без мандата ООН. А это, конечно же, ограничение возможностей США начать эту авантюру вместе с союзниками.»

В 1993 году Грасс отказался от своего членства в Социал-демократической партии Германии в знак протеста против ужесточения закона о предоставлении политического убежища. Сегодня Христианско-демократический союз и Христианско-социальный союз резко выступают против закона, предусматривающего либерализацию условий иммиграции в Германию. По мнению Грасса,

«отказ ХДС и ХСС поддержать новый закон объясняется лишь предвыборной борьбой. Именно поэтому они и устроили это безобразное представление [в Бундесрате]. На мой взгляд, это отвратительно. С христианскими принципами это не имеет ничего общего. Примечательно, что обе христианские церкви в Германии высказались за либерализацию закона об иммиграции. Это тем более удивительно, поскольку католическая церковь по многим вопросам поддерживает ХДС. Это нечто новое. Однако ХДС/ХСС даже к голосу церкви не хотят прислушаться, не говоря уже о деловых кругах, которые лишь приветствуют либерализацию закона об иммиграции.»

В последнее время некоторые критики констатируют у Грасса, как и у другого известного немецкого писателя Мартина Вальзера, некий сдвиг вправо. Грасс якобы стал более консервативным. На это писатель решительно заявил:

«Это глупость, откровенная глупость. Это сможет констатировать любой, кто внимательно прочтёт мою последнюю книгу. Тем не менее, я за то, чтобы преодолевать левую слепоту. Нельзя допускать, чтобы темой эмиграции, например, этой важной темой, занимались только правые радикалы. Это было упущением левых сил, то, что они отодвигали в сторону эту тему, не касались её. Таким образом, она оказалась добычей правых. Против этого я и пишу с моих левых позиций.»

На Грасса неоднократно обрушивался град упреков в том, что он активно вмешивается в политику. Грасс всегда был не только писателем, но и выдающимся общественным деятелем. В своих начинаниях он часто сталкивался с серьёзным сопротивлением. Неоднократно ему приходилось терпеть горькие поражения. Не теряя мужества, он относился к ним по-философски:

«В немецком языке есть поговорка: «Нет пророка в отечестве своём».

Касаясь той тенденции, что современные молодые авторы стараются не затрагивать политических тем в своём творчестве, Грасс сказал:

«Я понимаю, молодой автор старается испытать себя, в первую очередь, в эстетической сфере. Я через это тоже прошёл. Но потом... Политика прожорлива. Не столкнуться с ней невозможно. В один прекрасный момент вам как молодому автору придётся признать, что даже описываемые вами любовные истории разыгрываются в рамках общества, а это общество находится в зависимости от политических непреложностей. Политика, хотите вы того или нет, оказывает влияние на все эти отношения. И, описывая их, вы будете вынуждены задумываться над этим. Таким образом, уже через короткое время вы снова оказываетесь в сфере реальности, в которой преобладает политика. Это очевидно. И, конечно же, мне очень жаль, что это так. В этом году мне исполнится 75 лет. Мне хотелось бы, чтобы появились несколько молодых авторов, которые могли бы снять с меня часть бремени, которые поддержали бы мою позицию. Но этого пока не предвидится.»

Литература, по мнению Грасса, имеет долгосрочное воздействие. Писатель, желающий добиться чего-либо конкретного в том или ином вопросе, должен делать это не с помощью манифестов и стихов, а проявляя гражданскую активность: ему следует оставить письменный стол и действовать там, где находятся рычаги демократии, – в партиях. Писатель должен активно вмешиваться в предвыборную борьбу. Какая же функция литературы является важнейшей?

«Я считаю, что то, что я делаю, носит очень индивидуальный характер. Есть книги, которые целиком и полностью сосредоточиваются на внутренней жизни человека. Их существование не просто оправдано; они необходимы. Литература – это множественное число. Нет литературы вообще. Я не люблю выражения «социально-критическая литература». Даже если автор держится совершенно в стороне от политики, то, тем самым, его действия всё же носят политический характер, который выражается в том, что он отворачивается от политики. Позиция отказа – это тоже политическая позиция. Я не требую, чтобы все авторы проявляли политическую активность. Но точно так же я никогда не соглашусь с призывом вернуться в башню из слоновой кости. Это тоже нелепость. Конечно, всё меняется от ситуации к ситуации и от страны к стране. Есть счастливые страны, которым не пришлось пережить эту войну и весь этот идеологический соблазн. Там развивается совершенно иная, иногда довольно скучная литература. В Германии же даже совсем молодые авторы через какое-то время натыкаются на следы пусть не отцов, так дедов, и тут же опять попадают в сравнительно короткий 12-летний период времени, когда в стране у власти находились национал-социалисты, а последствия их диктатуры ощущались и в конце прошлого века, и продолжают ощущаться в начале этого века. Прошёл огромный период времени, а тема продолжает оставаться актуальной. Я могу понять, что есть люди которые говорят: «Всё, пора прекратить дебаты, теперь существует только настоящее, а с прошлым мы не хотим иметь ничего общего». А затем они говорят о нулевом пункте, с которого всё опять следует начать. Но проходят несколько месяцев, и в стране опять разражается дискуссия о выплате компенсаций людям, находившимся на принудительных работах в нацистской Германии. И снова прошлое становится видимым и настигает нас. Этот процесс повторялся неоднократно. Я никогда не доверял этим заключениям «мировых».»

Таким «нулевым пунктом», «нулевым часом» для немецкой литературы Грасс назвал в своё время 1945 год. Позже, однако, он скорректировал своё высказывание.

«Это было просто утверждение. Нулевого часа не бывает. Это нелепость. Переходы были нечёткими. Авторы, остававшиеся в Германии в период нацизма, продолжали писать. Тех же, кто возвращался из эмиграции, принимали без энтузиазма. Мелкие, средние да, впрочем, и крупные нацисты через короткое время снова сидели на своих постах. Судьи, которые в течение 12 лет нацизма выносили страшные приговоры, продолжали занимать свои должности ещё в 70-е годы. Так что никакого нулевого часа не было.»

По мнению Грасса, для жителей новых федеральных земель 1990 год, год объединения Германии, также не был «нулевым пунктом». В ходе процесса объединения страны Грасс в своих речах и статьях неоднократно предостерегал от поспешности объединения страны, когда единственным цементирующим элементом является немецкая марка. На это даже друзья и поклонники Грасса лишь недоумённо покачивали головами, а о его противниках и говорить не приходится.

«Это не нулевой час. Просто в результате неправильно понятой политики объединения страны жители новых федеральных земель были лишены не только своего государства, но и собственного прошлого. В одночасье должно было быть стёрто из памяти всё, что имело отношение к этому прошлому. Это тоже огромная ошибка. Однако мы ещё сами увидим, как через некоторое время литература в восточной Германии опять «придёт в себя». Первые признаки этого уже заметны. И жители новых федеральных земель заявят о своём праве на собственную биографию, в том числе и в литературной форме.»

Многие писатели бывшей ГДР оказались забытыми. Их книги больше не издаются. Некоторые исключения – не в счёт. Грасс уверен, что

«в любом случае, это несправедливо. Положение очень трудное. Некоторые авторы просто умолкли. Тем не менее, я уверен, что через некоторое время ситуация изменится, и эти писатели вновь обретут голос.»

Произведения Грасса всегда вызывали в Германии бурные споры, причём не столько литературного, сколько политического характера. Критики часто обвиняли его в «виртуозности формы», в «бессодержательности» и даже в «надуманности», «рационалистичности» образов. Ощущая себя активным членом общества, Грасс живо реагирует на «повседневную жизнь» и её противоречивость. Именно поэтому его произведения либо встречаются с восторгом, либо наталкиваются на полное неприятие. И всё же, за последние несколько десятилетий лауреат Нобелевской премии Грасс в огромной степени способствовал тому, что немецкая литература вновь влилась в мировую литературу. Видимо, можно согласиться с мнением американского журнала «Тайм», написавшего, что Грасс «явно не выглядит, как крупнейший писатель мира или Германии, тем не менее, он является таковым».