Обусловлено это ужасом тоталитарных систем, которые кардинальным образом изменили нормы моральной оценки и политической активности, отказавшись от традиций и вызвав тем самым эпохальный «кризис современности». Арендт считала, что для преодоления этой ситуация необходимо заново определить основы политической активности и её оценки. Стремясь в размышлениях о политике сформулировать свою позицию, Арендт руководствовалась личным опытом, включавшим в себя антисемитизм, эмиграцию, войну. В письме к философу Карлу Ясперсу, у которого Арендт училась и с которым в течение всей жизни поддерживала дружеские отношения, она писала:

«Я понимаю историю, только отталкиваясь от почвы, на которой сама стою... Я пытаюсь осмыслить историю, понять то, что в ней говорит, идя от того, что из моего опыта уже знаю. Что мне в этом смысле понятно, я усваиваю, что нет, отбрасываю.»

Ханна Арендт родилась в 1906 году под Ганновером, но выросла она в Кёнигсберге, куда вскоре после рождения единственного ребёнка перебралась её семья. Арендт воспитывалась в либеральной просвещённой еврейской семье, придерживавшейся социал-демократических взглядов. Так что средой, в которой она выросла, была немецкая и западная культура.

«Дома я никогда не осознавала, что я – еврейка. Моя мать не была религиозным человеком. Мой отец рано умер. Всё это звучит очень странно. Мой дед был председателем либеральной общины и городским депутатом Кёнигсберга. Я родом из старой кёнигсбергской семьи. И, тем не менее, слово «еврей» у нас никогда не произносилось, когда я была ребёнком. Впервые я с ним столкнулась в результате антисемитских замечаний детей на улице. Впрочем, рассказывать об этом не стоит. Эти дети, так сказать, меня «просветили».

В 1924 году Арендт начинает изучать философию и теологию в университетах Марбурга, Фрейбурга и Гейдельберга. Ей посчастливилось слушать лекции таких выдающихся философов и богословов, как Гуссерль, Ясперс, Бультман и Хайдеггер. В 1928 году она успешно защищает докторскую диссертацию об Августине.

В 1933 году, после прихода национал-социалистов к власти, Арендт покидает Германию и поселяется в Париже. В 1940 году за деятельность, связанную с перемещением еврейских детей в Палестину, Арендт была арестована. Несколько недель она провела в лагере для интернированных, однако уже в 1941 году ей удалось эмигрировать в США. Через 10 лет после этого она получила американское гражданство. В Америке Арендт в первое время подрабатывала статьями для различных журналов, в том числе и для выходящего в США журнала немецких евреев «Ауфбау». В этот период Ханна Аренд ведёт кампанию за создание еврейской армии и указывает на необходимость заново сформулировать принципы сионизма. С 1941 года она занимает должность исполнительного директора корпорации «Еврейское культурное возрождение», которая старалась поддерживать еврейских писателей и учёных-гуманитариев, рассеянных по всему миру в результате преследований со стороны фашистов. Тем не менее, Арендт всегда находилась в оппозиции: она сумела досадить как немецкому и французскому, так и еврейскому международному и израильскому национальному истеблишменту. Она разоблачала еврейских коллаборационистов, сотрудничавших с нацистами, не скрывала своего мнения о внутриеврейских «гешефтах», о национализме. Кстати, Арендт резко осуждала и маккартизм в США.

После войны Арендт в течение многих лет преподаёт в Принстонском и Колумбийском университетах, а также в университете Беркли, а затем она становится профессором политической философии в Нью-Йоркской новой школе, которая, по сути, была американским филиалом франкфуртской школы.

Первая книга Арендт «Истоки тоталитаризма», изданная в 1951 году, принесла ей широкую известность. По мнению Арендт, тоталитаризм – это «вещь в себе», «конкретная универсалия», обладающая собственной формой и логикой. Характерные черты тоталитарной идеологии – расизм, антисемитизм, империализм, засилье бюрократии. Террористический характер тоталитарного режима – это вовсе не результат прагматического расчёта или выражение человеческой агрессивности, но «дедукция» из идеологии, не затрагивающая душевных глубин человека. Цель тоталитарного режима – превратить при помощи лагерного террора людей в животных. В аду, выдаваемом пропагандой за рай, «научными» средствами стерилизуется человеческая природа, из которой планомерно изгоняется всё спонтанное. В таком обществе наказание не должно вызывать реакции, а эксплуатация должна исключать вознаграждение. Поэтому труд в таком обществе непродуктивен, а бесчувственность тотальна.

«Чтобы лишить человека возможности действовать в условиях свободы, необходимо лишить его возможности думать, хотеть, производить. Так что при рассмотрении феномена тоталитаризма мы заблуждаемся, полагая, что он ведёт к полной политизации жизни, в результате чего уничтожается свобода. Наоборот. Здесь мы имеем дело с феноменом деполитизации, только эта деполитизация осуществляется настолько радикально, что влечёт за собой уничтожение элемента политической свободы в любой деятельности.»

В 50-е годы Арендт начинает размышлять над судьбой свободного мира, анализирует ступени его угасания, рассматривает новейшие процессы индустриализации, автоматизации, массового общества потребления.

«Мир и люди, его населяющие, – это не одно и то же. Мир размещён между людьми, и это «между» в гораздо большей степени, чем это полагает человек, является причиной больших тревог и явных потрясений почти во всех странах мира. Даже там, где мир более или менее в порядке или где его удаётся удерживать более или менее в порядке, общественность утратила свою притягательную роль, изначально ей присущую.»

Арендт кажется зловещим массовое благосостояние без благодатного телесного труда, без терпеливого усилия художника-изготовителя, без простора ответственного поступка. В письме к Ясперсу она пишет:

«Благосостояние расширяется, разгоняемое всё более скорыми темпами. Теперь у каждого уже не 2, а 3 машины в гараже... Мне это жутковато, трудно себе представить, чтобы из этого вышло что-нибудь хорошее.»

Основой гражданского общества, в котором возможен свободный поступок, Аренд считает исономию, о которой писал Геродот, то есть равенство бедных и богатых граждан перед властью закона. От ранней античности она проводит линию к свободному городу Ренессанса и далее к такой форме правления, как советы. Поддерживая идею создания республики советов, Арендт усматривала спасительное средство в стабильности человеческих институций. Она считала, что постоянные начинания чего-то нового не могут быть прочной основой общества. Институции должны поддаваться изменениям, но не пребывать в состоянии неких перманентных преобразований.

Главной основой человеческого существования Арендт считала плюрализм. Публичные споры, по её мнению, вовсе не призваны устранять различия между людьми и мнениями, создавая рамки гармонического консенсуса. В своей книге «О деятельной жизни» Арендт предостерегает, что «любая попытка установить контроль над плюрализмом равнозначна попытке ликвидировать общественное мнение». По её мнению,

«Жизнь без возможности свободно говорить и действовать – это, в буквальном смысле, уже не жизнь, а растянутый на всю человеческую жизнь процесс умирания.»

Очень критическую оценку даёт Арендт политической элите, которая, по её мнению, сыграла роковую роль в деле трансформации, например, немецкого общества в тоталитарную систему. Именно политическая элита, отмечает Арендт, в силу своей высокой интеллигентности всегда находит подходящее оправдание любой подлости, всегда находит извинение своим действиям или бездействию. Новых левых послевоенного времени Арендт упрекает в том, что действительность 20 века они описывают в историко-политических категориях 19 века, а это свидетельствует об их ошибочных представлениях о прогрессе будущего общества.

Бурную дискуссию вызвала также её книга «Эйхман в Иерусалиме: банальность зла». Эйхман считается одним из инициаторов холокоста. В 1960 году он предстал перед судом в Иерусалиме, а затем был казнён. В этой книге Эйхман предстаёт не монстром, а каким-то бесцветным бюрократом. Среди представителей американской интеллигенции рассуждения Арендт о «банальности зла», особенно описания того, как еврейские органы самоуправления (так называемые «советы евреев») сотрудничали с гитлеровской диктатурой, участвуя в работе «механизма уничтожения», вызвали бурю возмущений.

«Я приехала, собственно, чтобы посмотреть, как выглядит тот, кто совершил «радикальное зло», и узнала, что зло, в принципе, не «радикальный», а, скорее, поверхностный феномен.»

В переводе на иврит эта книга была опубликована в Израиле лишь через 40 лет после её выхода в свет. Из-за того, что Арендт занимала всё более критическую позицию по отношению к Израилю, у неё появилось много новых врагов. Когда однажды у неё спросили, любит ли она еврейский народ, Арендт ответила, что она никогда не любила народ, класс и тому подобное, а только своих друзей. Впрочем,

«Во всём вопросе я могу признаться в одном: несправедливость, совершённая моим собственным народом, само собой разумеется, возмущает меня больше, чем несправедливость, совершённая другими народами».

Политическая корректность на основе политической морали – к этой мечте идеалистов Арендт относилась скептически. По словам кёльнского профессора политической философии Эрнста Вольрата,

«Ханна Арендт вполне сознательно крайне критически рассматривала отношения между политикой и моралью. Она не считала, что моральный поступок непосредственно соответствует политической данности. Я знаю, что она была большой почитательницей Макиавелли. Макиавелли тоже считал, что мораль и политика – это два уровня, две области, которые следует осторожно увязывать друг с другом, но не отождествлять. Арендт считала роковой ошибкой желание соединить политику и мораль, а политические теории превратить в некий подраздел этики.»

По мнению Арендт, политика не должна заниматься социальными проблемами. Более того, они могут быть опасны для политики. Если политика, уверена Арендт, начнёт заниматься урегулированием частных отношений, то это приведёт к тому, что межчеловеческие отношения, не имея возможности формироваться вне официальных рамок, утратят свою прелесть.

Ханна Арендт не даёт исчерпывающих ответов на актуальные политические и социальные вопросы. Она всегда отказывалась предлагать какие-то формулы решений. Опыт тоталитаризма заставил мир порвать с традициями, и Арендт начала зондировать почву, на которой можно было бы строить будущее. Это осторожное зондирование ещё вовсе не завершилось. После окончания противостояния Востока и Запада на короткое время вновь появилась надежда на стабильность цивилизации в Европе, но она опять угасла после начала войны в бывшей Югославии. Ханна Арендт помогает нам разобраться в контрастах политической жизни.

Матиас Шмитц