Белая эмиграция, которую еще называют русской белой эмиграцией, приняла массовый характер в 1919-1921 годы. За этот период Россию, по данным экспертов, покинули около полутора миллионов человек. В подавляющем большинстве это были кадровые военные, представители дворянства, интеллигенции и духовенства. Многие из них осели в Европе, в том числе в Германии.

Берлин недолго был центром российской эмиграции

По данным Службы по делам беженцев Лиги наций (Лига наций - предшественница ООН. - Прим. ред.), в 1926 году в Европе было зарегистрировано чуть более 755 тысяч русских беженцев. Больше половины из них - 400 тысяч - приняла Франция. Центром российской эмиграции стала и столица Германии. Русское население Берлина в 1921 году насчитывало около 200 тысяч человек. К началу 1925 года в Германии из-за экономического кризиса осталось всего около 30 тысяч русских. Приход к власти национал-социалистов оттолкнул российских эмигрантов от Германии, многие уехали в Прагу, Париж.

"Моему деду с бабушкой помогло избежать концлагеря то, что мать деда, баронесса фон Рек, была прибалтийской немкой", - говорит коренной житель Бонна Михаил Тварковский. В семье Тварковских осталось три потомка белых эмигрантов по материнской линии: Михаил, его брат и сын. Отец Михаила тоже жив, но к белой эмиграции отношения не имеет.

Бабушка до конца своих дней мечтала вернуться в Россию

Михаил родился в Бонне после Второй мировой войны. У него сразу два родных языка - русский и немецкий. То, что в его семье в третьем и четвертом поколениях сохранился русский язык, Тварковский объясняет особенностью белой эмиграции: ее представители, бежав от большевиков, мечтали вернуться на родину, когда там сменится власть. Но история распорядилась иначе.

"В 1919 году мой дед Михаил Правосудович бежал вместе с моей бабушкой в Германию. Оказавшись в Берлине, они намеревались вернуться в Сибирь, чтобы вместе с белой гвардией воевать против красных. Но в Берлине до них дошла весть, что победить большевиков будет невозможно. Пришлось им остаться в Германии в надежде на лучшие времена в России", - рассказывает Михаил.

Вторую мировую войну его дед, бабушка и мать пережили в Германии. "Однажды я, будучи ребенком, оказался вместе с мамой в подвале нашей боннской квартиры, и вдруг мы услышали гул самолета, - вспоминает Михаил. - Мама съежилась и сказала, что помнит эти звуки еще со времен бомбардировок Берлина в 1945 году, для нее это был настоящий кошмар".

Дед Михаила прошел через Первую мировую войну как русский кадет, Вторую начинал как немецкий офицер. "Он не любил рассказывать о войне, но я горжусь им. Войну дед начал офицером, а закончил солдатом. Рискуя жизнью, он всегда стремился помогать евреям, и каждый раз, когда за ним это замечали, его понижали в должности".

Михаил Правосудович дожил до распада СССР и умер в Бонне в 1999 году в возрасте 102 лет. "Бабушка всю жизнь мечтала вернуться в Россию, даже завещала развеять ее прах с самолета над Россией. Она не позволяла деду строить или покупать дом в Германии, потому что хотела построить его на родине. Но дед перехитрил ее, купив дом в Испании", - вспоминает Михаил Тварковский.

В доме Правосудовичей читали русских классиков

По словам Тварковского, русский язык в их семье и в третьем поколении сохранился во многом благодаря бабушке и деду. В гостях у них бывали такие видные государственные деятели ФРГ, как Генрих Любке (Heinrich Lübke), Конрад Аденауэр (Konrad Adenauer) и Вилли Брандт (Willy Brandt). Перед поездками Аденауэра и Брандта в Москву дед и бабушка консультировали их, как следует себя вести с русскими, каковы тонкости их менталитета.

"У нас дома был "литературный кружок", - поясняет Тварковский. - Жена президента Любке и супруги некоторых других политиков читали в нашем доме произведения Толстого и Достоевского, а моя бабушка помогала им. Кстати, русскому языку у нее училась дочь председателя бундестага Корнелия Ирина Герстенмайер (Cornelia Irina Gerstenmaier). Несколько лет назад Путин удовлетворил ее ходатайство о получении гражданства России".

Своим прекрасным русским языком Михаил Тварковский считает себя обязанным именно бабушке. "Еще до того как я пошел в немецкую школу, она успела научить меня писать и читать по-русски. - Вспоминает Михаил. - Она читала мне вслух "Тараса Бульбу" Гоголя. А мама заставляла читать Достоевского, но я противился, потому что его произведения казались мне слишком сложными".

Слово "интеграция", ставшее сегодня модным среди иммигрантов и немцев-переселенцев, в семье Тварковского не употребляли: "Мы были интересны именно тем, что мы русские, другие. Я впервые осознал, что я - другой, в 1962 году, когда пошел в школу. Родители немецких детей запрещали им играть со мной, потому что я русский - и это в те времена, в столичной, боннской школе! И хотя я - коренной боннец, я чувствую себя русским".

Дед Тварковского по своему мировоззрению был либералом, а бабушка - социалисткой. Однажды маленький Миша спросил ее, чем коммунизм отличается от капитализма. И услышал в ответ: "При социализме уборщица и врач получают одинаковое жалование". Тогда мальчик заявил родным: если семья вернется в Россию, он станет уборщиком, а не врачом, потому что на врача надо долго учиться. "Лишь позже я начал понимать, что за этим стоит", - улыбается Михаил.

Родителей считали антисоветчиками и врагами народа

Отец Михаила был славистом, анализировал для чиновников в Бонне советские издания. "Отец непосредственно подчинялся одному из министров, переводил для него на немецкий язык материалы советских газет, которые он, в отличие от своих немецких коллег, умел читать между строк, - говорит Тварковский. - Кроме того, отец работал для журнала "Посев". А мать написала несколько книг, одна из которых рассказывает о том, как изображали немцев советские журналы для детей "Мурзилка" и "Веселые картинки". Эта книга была предназначена для военнослужащих бундесвера".

По вполне понятным причинам не только для деда и бабушки Михаила, но и для отца с матерью въезд в Россию в советские времена был закрыт. Но благодаря перестройке дед Тварковского успел несколько раз побывать на родине. "Даже привез из Питера вторую жену, Ольгу, которая была моложе его на 40 лет", - вспоминает Михаил. Сам он впервые побывал в России в 1993 году.

"Я западный человек, но помню о своих корнях"

Новая Россия не показалась ему чужой. "Я хотел даже остаться там, потому что чувствовал себя как дома, причем с первых же дней пребывания в Москве и Питере", - признается Михаил. Более того, вместе с российским партнером он создал фирму "Музыкальная лавка", которая поставляла в Россию музыкальные инструменты из Германии. Правда, в 1995 году дело пришлось свернуть.

"Я западный человек, но помню о своих корнях, - замечает Михаил. - Мне многое было непонятно в Москве и Питере периода 90-х годов. И сегодня, насколько я понимаю, заниматься бизнесом в России все еще небезопасно. Мне даже однажды бомбу в автомобиль подложили, но она, к счастью, взорвалась до того, как я сел за руль".

Сын Тварковского - тоже Михаил, как отец и дед - несмотря на свои тридцать с лишним лет, пока не женат: по его словам, он еще не встретил в Германии русскую девушку своей мечты.

Автор: Виктор Вайц
Редактор: Сергей Вильгельм