Еженедельная печать широко обсуждает изменения, которые происходят в общественной жизни Нидерландов после убийства кинорежиссера Тео Ван Гога и последовавшей за ним серии актов насилия. Немецкая газета "Рейнишер меркур", в частности, пишет:

Нидерланды охвачены огнем. Крупный эксперимент по интеграции иностранцев, похоже, закончился неудачей. После убийства голландского кинорежиссера и публициста Тео Ван Гога взрывом бомбы была разрушена школа в городе Эйндховене, мечети подверглись попыткам поджога и разрушения, на их стенах оказались намалеваны антиисламские надписи. Так что же, предсказанная американским политологом Сэмюэлем Хантингтоном "борьба культур" достигла теперь Европы? Убийство Тео Ван Гога – это не первый акт насилия мусульманских экстремистов на европейской почве. Однако лучшей цели для атаки, чем правнук брата знаменитого голландского художника Винсента Ван Гога, трудно себе представить. Происходящий из Марокко убийца не случайно избрал себе жертвой 47-летнего кинематографиста, известного тем, что он, так же, как и убитый два года назад праворадикальный политик Пим Фортейн, вызывающе вел себя в обществе и часто провоцировал скандалы. Двадцать лет назад он умудрился навлечь на себя обвинения в антисемитизме, которые впоследствии разбирались по суду, он в весьма грубой форме возражал против циничного безразличия в обращении с этническими и религиозными меньшинствами, он бесцеремонно высмеивал тех, кто купаясь в лучах собственных так называемых "мультикультурных" убеждений, закрывают глаза на социальные различия и противоречия. Радикальных исламистов Тео Ван Гог именовал "чистильщиками аллаховых ботинок" или "религиозными фашистами", а самого пророка Магомета он обзывал "насильником и педофилом".

Тео Ван Гог был фигурой скандальной, человеком, нарушающим всевозможные общественные установки. Увидеть в нем представителя традиционного голландского идеала терпимости было непросто. "В борьбе идей силы не экономят", писал убитый исламским экстремистом кинорежиссер и публицист. Он заплатил свою цену сполна. Однако справедливы ли упреки в том, что он злоупотреблял свободой мнений? Нет, это не так. Он использовал право на свободное высказывание в максимальной степени, но ведь для этого оно и существует. Только вдруг возникла, похоже, необходимость общественной дискуссии вокруг модели терпимого общества. Участники этих дебатов, провозглашающие начало "борьбы культур", грозят лишить Голландию того, что в течение последних столетий вызывает восхищение других народов: ее нетерпимость к любой нетерпимости.

Тему продолжает швейцарский еженедельник "Вельтвохе". Автор комментария, посвященного нынешней ситуации в Нидерландах задает вопрос: "Сколько терпимости может вынести общество?"

Многие голландцы переживают сейчас потрясение основ своего самосознания. Они вынуждены задать себе вопрос: неужели их терпимость к различным культурам породила столько зла? Что если граница толерантности должна проходить там, где начинаются злоупотребления, разрушающие терпимое общество? "Террористы находятся среди нас. Мы на распутье", - заявила министр Нидерландов по вопросам интеграции Рита Вердонк в день убийства Тео Ван Гога перед 20-тысячной толпой жителей Амстердама, собравшихся на траурный митинг. Бургомистр Йоб Кохен попытался выразить то, что многие чувствовали: в стране господствует страх и ненависть между голландцами и марокканцами. "Но мы не должны этому поддаваться. Надо как-то жить вместе дальше", - сказал Кохен. Он потребовал, чтобы учителя наказывали учеников, заявляющих, что убийство Тео Ван Гога явилось логичным следствием его речей.

Одновременно бургомистр Амстердама подчеркнул, что конституция страны запрещает оскорблять кого-либо по признаку религии или цвета кожи. "Священная война культур? Это что за дурацкая болтовня!", - воскликнул другой высокопоставленный нидерландский политик и добавил: "Тут кто-то хочет перенять терминологию Джорджа Буша? Нам не нужны ксенофобы и реакционеры в политике!" Но кто нужен сейчас голландцам, если они хотят сохранить свою репутацию "народа, возводящего мосты"? Вот этого, похоже, не знает никто.

Перевод: Елена Грановская