13 мая 2005 года в Андижане узбекские власти бросили войска и бронетехнику на подавление протестов, вспыхнувших в городе и, разделавшись с восставшими, развернули жесточайшие репрессии против местного населения. Российский правозащитник, директор Центральноазиатских программ правозащитного центра "Мемориал" Виталий Пономарев рассказал DW о том, чем напоминают о себе те кровавые события сегодня.

DW: Официально власти Узбекистана признали гибель около 170 жителей при подавлении волнений в Андижане, правозащитники называли значительно большие цифры. Располагаете ли вы по прошествии десяти лет точной оценкой числа жертв?

Виталий Пономарев: В то время по горячим следам были многочисленные сообщения о массовых захоронениях, о том, что в одну могилу клали несколько трупов. Но проверка этих сообщений возможна только в том случае, если будет произведено полноценное расследование, что при существующем режиме в Узбекистане невозможно.

Есть информация о большом числе людей, исчезнувших в то время, но не всегда можно проверить, не скрывается ли тот или иной человек за границей, не желая привлекать к себе внимания. Или, может быть, он осужден в Узбекистане, но о его судьбе нет информации.

- Сразу после подавления протестов в Андижане на длительные сроки были осуждены более 100 человек. Есть ли данные о том, сколько человек сегодня сидят в узбекских тюрьмах в связи с теми событиями?

- По моей оценке, на данный момент более трехсот человек, проходивших по этому делу в Узбекистане, все еще находятся за решеткой.

- А сколько находится в розыске?

- Сотни человек, которые были объявлены Узбекистаном в розыск по горячим следам, получили статус беженца, хотя статус разыскиваемых в отношении их не отменен. Мы не так давно получили копию весьма толстой книги с перечнем лиц, находящихся в розыске в Узбекистане по обвинениям в религиозном экстремизме. Это внутреннее издание одного из силовых ведомств страны. Там речь идет о сотнях людей, но большая часть их находится вне пределов СНГ, выдача им не угрожает, они имеют статус беженца.

Проблемы у них могут возникнуть, если они въедут в страны, которые сотрудничают с Узбекистаном в выдаче разыскиваемых. Но есть немалое число людей, которых до сих пор продолжают объявлять в розыск и задерживать в связи с Андижаном. Думаю, что речь идет о десятках новых имен, которые следует добавить к уже имеющимся спискам.

- Что известно о судьбе людей, которые после событий мая 2005 года бежали из республики, но позже по тем или иным причинам добровольно вернулись туда под гарантии, данные им властями Узбекистана?

- В последние три года возникли большие проблемы с получением информации из Узбекистана. Многие местные правозащитные организации перестали работать по этой теме, и объем информации, которая шла по линии контактов с правозащитниками, заметно снизился.

- Спецслужбы Узбекистана, по горячим следам объявляя в розыск участников протестов в Андижане, обвиняли их в терроризме и религиозном экстремизме. Изменилась ли тактика узбекских спецслужб за эти десять лет?

- В прошлые годы основной упор делался на репрессии против тех, кого подозревали в незаконной религиозной деятельности именно на территории Узбекистана. Но в последние три-четыре года мы все чаще сталкиваемся с ситуациями, когда в розыск объявляются лица, незаконная деятельность которых, по мнению узбекских властей, осуществлялась на территории других стран - России, Казахстана, а теперь и европейских стран. Можно напомнить дело гастарбайтеров, вернувшихся из Норвегии. Шестеро из них были осуждены в декабре прошлого года в Узбекистане на большие сроки. После того, как 11 декабря 2014 года по узбекскому ТВ о них показали фильм, о деле стали много говорить в мире.

Но мало кто знает, что помимо этих шестерых человек проводились следственные действия еще в отношении приблизительно тридцати человек, также работавших в Норвегии. Этот случай примечателен тем, что впервые модель, которая в течение трех-четырех лет опробовалась властями Узбекистана на территории СНГ, была перенесена на европейскую страну. И, думаю, это будет не последний случай.

Схема совершенно одинаковая - любой гастарбайтер, находясь за рубежом, общается с земляками, живет с ними на съемной квартире, вместе проводит праздники. И когда в этой среде спецслужбы выявляют кого-либо, кто по тем или иным причинам попал под их подозрение, они фабрикуют дело о деятельности экстремистской организации.

И все те, кто входил в круг общения такого человека вне страны, объявляются членами ячейки той или иной экстремистской структуры (в данном случае в следственных документах фигурирует некое Исламское движение Туркестана), заводится уголовное дело, и начинаются аресты. Кого-то пытаются экстрадировать, кого-то задерживают при возвращении в страну - а он и не подозревает, что может находиться в розыске. Подавляющее большинство таких дел ни на чем не основано, это отработка вала, попытка показать значимость деятельности силовых структур.

- Европейские санкции с Узбекистана давно сняты, за военную базу Германия платит немалые деньги, и событиями в Андижане Ташкенту не досаждают ни Брюссель, ни Берлин. Можно ли говорить о том, что правительства в Европе простили властям Узбекистана расстрел людей в мае 2005 года и последовавшие после этого репрессии?

- Это не совсем так. Даже на примере "норвежского дела" видно, что власти Норвегии, узнав о решение узбекского суда, о тех обвинениях, которые были выдвинуты, и то, что обвиняемые подвергались жестоким пыткам в ходе следствия, приняли беспрецедентное решение о приостановке высылки в Узбекистан любых соискателей убежища, даже если их истории не кажутся достоверными.

Они решили выработать новую политику страны в этом вопросе. Думаю, что Ислам Каримов в значительной степени дискредитировал себя в глазах Европы Андижаном. Главный вопрос сегодняшнего дня - это не нынешний уровень отношений с Ташкентом, которые и сейчас достаточно прохладные, хотя в ряде случаев Европа и США преследуют прагматические цели, в том числе сохранение военных баз и так далее. Речь все больше о том, что произойдет в Узбекистане после ухода Ислама Каримова, который и по возрасту очень не молод, и состояние здоровья его не самое лучшее. Здесь просматриваются большие риски дестабилизации региона.