5 марта в Ташкенте начнется процесс по делу журналиста Бобомурода Абдуллаева, который был арестован в сентябре 2017 года, то есть уже при правлении Шавката Мирзиёева. Он обвиняется в совершении ряда тяжких уголовных преступлений, включая посягательство на конституционный строй. Дело было передано в прокуратуру, затем - в суд, но в середине февраля стало известно, что следователь Службы национальной безопасности Узбекистана (СНБ) Нодирбек Туракулов, который вел его дело, сам арестован и  обвиняется в злоупотреблении властью и "привлечении невиновного к ответственности".

При этом наблюдатели считают дело Абдуллаева политическим ввиду его возможной связи с группой оппозиционного политика Мухаммада Салиха, проживающего в изгнании. И задаются вопросом - означает ли арест следователя готовность президента страны Шавката Мирзиёева пересмотреть отношение к тем, кто был осужден "за политику"? Тем более, что за время его пребывания на президентском посту несколько таких заключенных покинули места лишения свободы. С вопросом о том, ждет ли Узбекистан волна реабилитации политических заключенных, DW обратилась к правозащитнице Надежде Атаевой, руководящей Ассоциацией "Права человека в Центральной Азии" во Франции.

DW: Надежда, на этой неделе стало известно, что Узбекистан впервые заявил о намерении стать членом Совета по правам человека ООН. Можно ли ожидать от власти массового пересмотра так называемых политических дел?

Надежда Атаева: Пока к массовому пересмотру таких дел власть не готова. Но идет другой процесс. У тех, кто сейчас освободился, есть возможность подавать на реабилитацию. Хотя не все адвокаты в Узбекистане возьмутся за такие дела. И мы пока не знаем, как власть отреагирует на прошение о реабилитации - не будет ли на этих людей оказано давление и не ухудшится ли их положение. Прецедентов пока нет, хотя я знаю как минимум одного человека, который готовит такие документы, и второго, который намерен это сделать. Но это немолодые, очень истощенные заключением люди. Им еще нужно лечиться.

Поэтому процесс затянется в любом случае. Практики нет, поэтому я даже не могу назвать всех возможных препятствий. Если же говорить о глобальной кампании, о создании государственной комиссии с участием гражданского общества, которая занялась бы пересмотром ряда категорий приговоров, которые можно считать политическими - очень многих людей за политические высказывания лишили свободы - то этого процесса пока нет. Больше того, по одним и тем же статьям есть люди, которые отсидели и их сейчас выпускают, но другие были объявлены в международный розыск, и их из розыска нынешние власти пока не исключают.

- Но аресты следователей, которые вели громкие дела, отставка председателя СНБ, жесткая критика президентом этой организации, арест бывшего генерального прокурора - это не знак намерения подготовить общество к некоему пересмотру отношения к инакомыслящим?

- Мне известны случаи такого рода, когда следователи оказываются в положении обвиняемых. Например, дело бухарских предпринимателей братьев Ибодовых. Есть аудиозапись выступления в Бухаре президента Шавката Мирзиёева, где он говорит, что у него имеются фотографии, свидетельствующие о практике пыток, совершенных сотрудниками СНБ. На меня вышла сестра братьев Ибодовых и сообщила, что прокурор начал пересмотр их уголовного дела. Есть похожий случай в Намангане. И еще есть несколько случаев, связанных с привлечением к ответственности сотрудников СНБ. Но их пока буквально можно пересчитать по пальцам. И то, как это происходит, осуществляется в закрытом режиме, общественность крайне редко узнает имена сотрудников, которые причастны к пыткам.

При этом пытки относятся к категории преступлений против человечности. Эта тема должна быть открыта для общественности. Только в этом случае есть перспектива прекратить практику пыток. То, что сейчас происходит, скорее выглядит как проведение избирательных акций, направленных на создание положительного имиджа Узбекистана. Системной работы пока не проведено. Но мы знаем и то, что физическое насилие стало в Узбекистане сокращаться. Хотя ему на смену приходит практика обращения, унижающего достоинство человека. Приведу пример - из разных колоний недавно вышли на свободу несколько заключенных, и наши волонтеры передали нам после встречи с ними информацию о том, что сегодня сохранилась практика, когда заключенных на прогулку выводят в мешках, надетых на голову. При том, что у них в камерах нет вентиляции.

- Вы говорите что системной работы не проведено, но есть, например, указ президента о пересмотре дел, где есть подозрение на применение пыток в ходе расследования?

- Да, есть указ президента о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам тех дел, где обвиняемые, подследственные или подсудимые заявляют на любом этапе расследования о применении к ним недозволенных методов воздействия. Но, например, дело Бобомурода Абдуллаевва передали в суд, несмотря на арест следователя, а не направили на пересмотр, хотя там говорилось о получении признательных показаний под пытками. А следователя Туракулова привлекли к ответственности по статье 301 - это превышение служебных полномочий.

Если бы в отношении него фигурировала статья о применении пыток, дело Абдуллаева должно было бы быть направлено обратно из суда для проведения нового следствия. А так следователь отстранен, в отношении него возбуждено отдельное дело, но решение следующей инстанции - прокуратуры, о передаче дела в суд с обвинительным заключением прокуратуры остается в силе. О какой тогда реабилитации может идти речь, если суду представляются доказательства, возможно, добытые под пытками? Мы сейчас мобилизуем дипломатические миссии в Ташкенте для того, чтобы их представители присутствовали на этом суде, поскольку он хотя бы проводится в открытом режиме.

- Но о привлечении следователя к ответственности сотрудники самой правоохранительной системы уже наслышаны. И, наверное, должны сделать для себя выводы?

- Наверное. Тем более, что этот случай обязательно попадет в ежегодный доклад Национального центра по правам человека, который подается в ООН. Он уже попал в поле зрения европейских независимых наблюдателей, которые участвуют в диалоге ЕС - Узбекистан. Мы уже довели информацию об этом и ряде других случаев до Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), который в своем уставе предусматривает мониторинг по соблюдению прав человека в странах, которым они готовы выдавать кредиты. С другой стороны, к сожалению в Бухаре по делу Ибодовых арестовали, как нам известно, только одного сотрудника, хотя убивали Ильхома Ибодова несколько человек.

Мы не знаем, как будет проходить служебное расследование, и насколько объективно будет формироваться обвинение, и не нашли ли там "стрелочника", чтобы сделать показательный процесс. Пока все, что связано с преступлениями государственных чиновников, засекречивается. Поэтому и доверие к этим шагам власти слабое. Я помню, как встречалась с судьей из Конституционного суда Германии. Его спросили, нужно ли засекречивать процессы против террористов. Он сказал, что теракты связаны с безопасностью населения, поэтому такие процессы должны проходить открыто.

- Но сейчас чиновников президент обязал отчитываться перед прессой. По этим делам известно о таких отчетах?

- Идея правильная. Но вот факт: уже несколько недель, как ушел со своей должности бывший глава СНБ Рустам Иноятов, и он пока никак не ответил на вопросы прессы. Не прояснено в достаточной мере, чем вызван арест бывшего генерального прокурора и его заместителей. Пока эти процессы "наверху" идут закрыто, мы подозреваем за этим передел сфер влияния и капитала, наворованного чиновниками.

Генеральная прокуратура с самого начала должна объяснить общественности, в чем дело, ведь оно касается людей, стоявших на страже соблюдения законов в стране. Тем более, когда речь идет о взятке в отношении чиновника, который уже давно не на своем посту. Взятка требует особой формы доказательства, она должна быть зафиксирована.

Могу допустить, что сейчас эти чиновники окажутся в положении тех правозащитников, которым прежде они шили дела. Но объективности самой системе это не прибавит. На этом фоне общество живет слухами. Сейчас говорят о неких миллионах, которые бывший генпрокурор запрятал в одной прибалтийской стране. Но тут нельзя исключить диффамации.

Знаю, что западные издания направили запросы на уточнение информации по этому случаю, но ответов, насколько мне известно, пока нет. У меня есть ощущение, что эти процессы инспирированы Шавкатом Мирзиёевым для того, чтобы усилить свою власть и одновременно создать впечатление о масштабной борьбе с коррупцией. Ведь прежде все работали в одной команде Ислама Каримова, а сейчас одна группа подавляет другую группу.

- Мы говорили о "политических" в самом Узбекистане. А можно ли ожидать создания условий для возвращения политических иммигрантов?

- Я знаю политических иммигрантов, которые сейчас хотели бы вернуться на родину. Многие из них - пожилые люди, и хотели бы попрощаться с жизнью там. Но на каждом этапе возникают очень серьезные препятствия. Начиная с необходимости официального разрешения от властей на возвращение в страну, хотя они сохранили гражданство Узбекистана. И по международным законам, и по законам национальным, гражданин может вернуться в Узбекистан, когда этого захочет. А сейчас его депортируют из Узбекистана и направят в дипломатическую миссию для того, чтобы он оформил сертификат о возвращении на родину.

Получается, что власть не готова к диалогу с людьми, имевшими активную жизненную позицию. Есть серьезные чисто бюрократические препятствия для того, чтобы политэмигранту обжаловать приговор, вынесенный в Узбекистане. Система сейчас создает фильтр, который отделит тех, кому можно будет дать реабилитацию, а кого все же не стоит допускать до политических и общественных процессов в стране. Посмотрите на реакцию, последовавшую на обращение группы узбекских литераторов к президенту с просьбой разрешить вернуться оппозиционеру и поэту Мухаммаду Салиху. Поднялась настоящая травля, причем как бы от лица русскоязычного населения, хотя на самом деле эта травля была организована совсем другими силами. Власть по отношению к серьезным критикам пока не определилась.

Смотрите также: