Трудно представить себе большее несоответствие сцены и произведения: La Scala, цитадель бельканто и классических оперных красивостей, и "Собачье сердце", современная опера, в основу которой легла повесть Михаила Булгакова о трагедии русской интеллигенции. Семнадцать сцен, число которых вовсе не случайно соответствует году свершения Октябрьской революции (1917), и воющий в мегафон умирающий пес как главный персонаж...

Впервые оперу Александра Раскатова показали в Амстердаме, следующие постановки в Лондоне и Милане были запланированы уже больше двух лет назад. Спектакль в La Scala должен завершить эту тройную премьеру.

Как это было

Из-за неполадок в области сценической техники назначенная на 13 марта 2013 года премьера была перенесена на несколько дней. Что, впрочем, могло только подогреть интерес к постановке. Зал был полон. В театральном кафе в окружении свиты заседал Валерий Гергиев (который вообще-то собирался дирижировать миланской постановкой оперы Раскатова, но отказался из-за хронической перегруженности другими проектами). В зале был замечен латвийский скрипач и дирижер Гидон Кремер и еще несколько знаменитостей. Но все же это не был привычный для подобных мероприятий "съезд своих" из числа критиков и коллег. В Милане еще жива традиция оперы как части городской жизни, и в зале собралась солидная местная публика.

"Мы тут все - одна семья, - охотно начала рассказывать моя соседка по партерному креслу, элегантная дама средних лет. - Милан - город меломанов. У многих есть оперные абонементы. Я знаю почти каждого в зале". Оказалось, готовясь к премьере, многие из миланских любителей музыки прочитали "Собачье сердце" и даже сходили на лекцию о Булгакове. Словом, сделали все, чтобы понимать, что происходит на сцене.

"Ну как?" - поинтересовалась я у дамы, когда полтора часа спустя в зале вновь зажегся свет. "Oh, molto interessante!" - поспешила заверить меня она в некотором замешательстве. После антракта ее кресло пустовало. В тишине после последнего звука оперы кто-то крикнул: "Claque, forza!" Этими словами в былые времена публика призывала клакеров освистать не слишком понравившееся исполнение или плохого артиста. Но крик затих, клакеры, если и были в зале, молчали, а среди аплодисментов, которые, правда, сложно назвать бурными овациями, раздались отдельные крики "Браво!"

На первый взгляд, постановка, осуществленная режиссером Саймоном Макберни, отличным вокальным ансамблем и дирижером Мартином Брабинсом, была адекватна сложной, умной музыке Александра Раскатова.

Музыка эта вписывается в традицию трагической европейской оперы ХХ века - от "Воццека" Альбана Берга (Alban Berg) и "Носа" Дмитрия Шостаковича до "Солдат" Бернда Алоиса Циммермана (Bernd Alois Zimmermann).

Но потом начинает казаться, что перегруженность сценическими, постановочными деталями мешает музыке, выделяя не те ее черты, которые являются главными. Трудно сказать, что было в этой ситуации лучше: не знать текста Булгакова вовсе (в таком случае постановка превращалась в набор юмористических сцен) или знать его хорошо (тогда глаз невольно замечал второстепенные вещи, вроде кальсон кремового цвета, с вышитыми на них шелковыми черными кошками, созданных художниками по костюмам). Подобные наблюдения, надо сказать, сильно отвлекают от музыки. Ее сложная система намеков и перекрестных ссылок не могла противостоять зачастую слишком прямолинейным режиссерским решениям.

В опере есть две мощные сцены: начало, когда на два голоса (обычный и "внутренний") воет умирающий Шарик, и финал, когда к вроде бы победившему профессору Преображенскому, как стая волков, сползаются "одичавшие швондеры", воющие уже не в один, а во все семнадцать мегафонов. Такой же экспрессии, к сожалению, не хватало остальным сценам.

Опера - очень болезненный для любого композитора жанр. Оперный спектакль делает его и его музыку уязвимыми, зависимыми от визуального воплощения. Не случайно, скажем, Рихард Вагнер (Richard Wagner) писал музыку только на собственные либретто и пытался самостоятельно ставить свои произведения. Но и он при этом не был доволен результатами. Наверное, музыка "Собачьего сердца" сильно выиграла бы, если бы постановщики несколько сдержали свое желание развлечь публику.