1967-й год можно охарактеризовать как год эйфории, в 1968-м страсти накалились, маргинальная молодежь перешла к агрессивным действиям, полиция не осталась в долгу, и молодежь быстро освоила секрет приготовления "коктейля Молотова". Продолжительных уличных боев в Мюнхене не было, но акции неповиновения проводились постоянно. Во время захвата здания мюнхенского университета в первый раз выступила местная психоделическая группа Amon Düül.

Впечатление она производила сногсшибательное, ничего сравнимого в Мюнхене, да и во всей Германии летом 1968 года не было. Beatles и Rolling Stones были очень известны, однако существовала масса студентов, к ним равнодушных, а тут десяток укуренных до бесчувствия человек на сцене, одетых в цветастые индийские балахоны, стучащих и звенящих под цветомузыку.

Дилетанты

В Amon Düül играли непрофессионалы. Это было требованием момента - делать что-то самому. Каждый, кто начал жить по-новому, должен был уметь хоть что-то делать: читать Фрейда, Ницше и Кастанеду или стоять на голове, молча сидеть часами в углу или рисовать, писать стихи или бренчать на гитаре. Добропорядочные бюргеры смотрели на хиппи с насмешкой, презрением и даже с ненавистью. Интеллектуально настроенные студенты склонны были поговорить о социальном значении пластинок Фрэнка Заппы и о революции, но тех, кто решался взять флейту в руки, они не воспринимали серьезно. Сами начинающие музыканты тоже смотрели друг на друга свысока.

Коммуна

Участники Amon Düül жили коммуной, то есть снимали одну общую квартиру на всех. Это было очень современно и идеологически правильно: индивидуализм и разнообразные собственности (собственность на еду, на жилище, на книги, на деньги, на семью) должны были быть побеждены. Помещение типичной коммуны выглядело так: белые стены, на полу - матрасы, на стенах - плакаты, вокруг раскиданы грампластинки. На окнах нет занавесок.

Сквозь коммуну постоянно тек народ, появлялись незнакомые люди, что-то с собой приносили или куда чаще забирали, опустошали холодильник, брали с собой книги и диски и исчезали навсегда. Некоторые оставались на несколько недель. Участники коммуны постоянно ругались друг с другом, с соседями и с владельцем квартиры. Часто приходила полиция. Коммуны - при всей привлекательности идеи социалистического общежития - оказались крайне неустойчивыми.

Уже летом 1968 года коммуна Amon Düül распалась на две, соответственно, возникли и две группы Amon Düül I и Amon Düül II. Разъезд и ругань из-за названия были истерическими, все шло на фоне идеологических споров, а также разговоров о том, у кого волосы и пальто длиннее.

Дыр-дыр-дыр

Оригинальная группа не исполняла песни, а импровизировала. На сцене находилось более десятка человек, включая маленьких детей, клавишник был в состоянии нажимать только одну клавишу (впрочем, из-за общего шума и грохота его никто не слышал). Оркестр стучал в барабаны, звенел железками, свистел во флейты, колотил по гитарам. Вместо пения бормотали в микрофон. Иными словами, Amon Düül делали очень ритмичный, постоянно повторяющий одну и ту же фигуру нойз, или проще сказать "дыр-дыр-дыр". Они сами так свою музыку и называли. Имелись ввиду шаманский транс, единство всех духовных проявлений человека, скорое освобождение человечества и заря новой жизни. Amon Düül воспринимали себя не в качестве рок-группы, но в качестве, как сказали бы сегодня, мультимедийного проекта.

Альбом "Психоделический андеграунд" ("Psychedelic Underground"), относящийся к наиболее оголтелым примерам немецкого психоделического рока, записывала в Берлине группа Amon Düül I в условиях изумительного хаоса, значительно превышавшего то, на что Amon Düül были обычно способны. Полбеды состояло в том, что половина - более музыкальная половина! - группы отсутствовало. А главная беда состояла в том, что к Amon Düül I присоединились участники знаменитой берлинской "Коммуны номер один": красотка Уши Обермайер (Uschi Obermaier), идеологи-анархисты Фриц Тойфель (Fritz Teufel) и Райнер Лангханс (Rainer Langhans ) с приближенными. Тойфель и Лангханс сразу же объявили ударную установку экспроприированной и перешедшей в общественное - то есть их собственное - пользование. Барабанщик Петер Леопольд (Peter Leopold), ругаясь, покинул студию.

Авторитарные, харизматичные и совершенно немузыкальные Тойфель и Лангханс взяли в свои руки идеологическое и художественное руководство, звукорежиссер хладнокровно записывал все издаваемые звуки. Дыр-дыр-дыр по нестройности, монотонности и оголтелости получилось далеко за пределами того, что могли себе позволить прекраснодушные мюнхенские дилетанты. Настоящая революционная анти-музыка.

Автор: Андрей Горохов
Редактор: Ефим Шуман