Нариману Алиеву - 23 года. Его короткометражная лента "Sensiz" - "Без тебя" - была показана на 66-м международном кинофестивале Берлинале. Алиев - крымчанин, сейчас живет в Киеве и, среди прочего, занимается популяризацией кинематографа Украины в общественной организации "Современное украинское кино". Его красивая и трогательная 15-минутная картина, снятая в Крыму, рассказывает о двух братьях, спешащих на день рождения третьего. Режиссер подчеркивает: это крымско-татарское кино. О том, как живут крымские татары, в том числе сейчас, после аннексии Крыма, он рассказал в беседе с корреспондентом DW Екатериной Крыжановской.

DW: Нариман, скажу сразу, что мне очень понравился ваш фильм и, в частности, его тема - семейной, братской любви. В кинематографе она всплывает куда реже, чем, скажем, взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Почему вы за нее взялись?

Нариман Алиев: Я рос вместе с братом, и мы всегда друг друга понимали, что бы ни происходило. 23 февраля будет шесть лет, как его не стало: он погиб в автокатастрофе. Это перевернуло все, до этого я не сталкивался со смертью и потерей близких.

Долгое время я не хотел ничего об этом снимать. Прошло пять лет, к тому моменту я уже отснял две работы в Крыму. После 2014 года боль от потери усилилась в разы, потому что и сам дом стал более недоступным, чужим, далеким. И у меня появилось четкое ощущение, что или я сейчас что-то сделаю в Крыму, или я этого не сделаю уже никогда. Я отправился летом в Крым, просто с камерой, без сценария, без ничего. Мы с моим двоюродным братом, который играл в фильме роль старшего брата, долго ездили, искали места. И буквально за два дня до съемок у меня родился сюжет.

- Вы сказали, что у вас появилось чувство, что дом стал чужим, далеким. В чем это выражается?

- Там стало неуютно. Ты понимаешь, что тебе там не рады, - в глобальном смысле. Ты не можешь сказать, что думаешь. Для творческого человека свобода слова - это основное, а она там отсутствует напрочь. На интуитивном уровне то, что я считал своим домом, практически исчезло. Конечно, здания там по-прежнему стоят, люди живы, но все заморозилось в каком-то непонятном состоянии, все аморфно. Те, кто имеет какую-то цель, просто уехали. Остались те, кто или ничего не хочет, или не может выехать.

Ущемляются права крымских татар, моего народа, который, высказав свое несогласие тем, что стало с Крымом, повесил на себя красную тряпку. Мы выступили одним большим блоком и этого не отрицаем. Но если, условно говоря, любому украинцу или русскому, несогласному с произошедшим, легко ассимилироваться, то мы в любом случае видны: что называется, на всех радарах светимся.

- А это действительно был один большой блок? Вы чувствовали эту сплоченность?

- Конечно. Крымские татары смогли выступить одним блоком, потому что у нас был и есть меджлис (исполнительный орган национального съезда крымских татар. - Ред.). Он может объединять вокруг себя, консолидировать умы. Ни у украинцев, ни у русских в Крыму такого не было. А крымские татары смогли двадцать лет существовать в Крыму и в какой-то форме развиваться только потому, что понимали, что только вместе они смогут чего-то добиться.

Сегодня меджлис всячески пытаются уничтожить, раздавить. Могут приходить с обысками в каждый дом, просто выдирать людей поодиночке. И нас уже никто не может защитить, потому что мы не можем объединиться, у нас больше нет точки опоры. А консолидация - это самое основное, особенно для такого маленького народа.

Многие вообще не понимали, кто мы такие, думали, что наша родина - Татарстан, что мы турки... Скажем, в Крыму я учился в русскоязычной школе. Украинские школы там можно было по пальцам пересчитать, с крымско-татарскими - вообще уйти в минус. Там тоже присутствовал негласный расизм. Как-то моя учительница рассказывала про христианское объяснение происхождения человека, а потом сказала: "А вот у мусульман он появляется из песка", - и начала смеяться. Мне было лет 11, и я не мог понять ее насмешки: то есть из ребра Адама - логично, а из глины - нет? И таких мелочей был миллион.

Но, несмотря ни на что, при любой власти мы могли отстаивать свое мнение. Пусть нам не помогали, но нам и не мешали, и этого было достаточно, чтобы развиваться, не давать умереть нашей культуре.

- К сожалению, история вашего народа не предполагает легких вопросов. Вы родились уже в Крыму. Но какую роль играла и играет в вашей семье тема депортации (18-20 мая 1944 года практически все крымско-татарское население полуострова, огулом обвиненное в измене родине, было принудительно вывезено из Крыма. - Ред.)?

- Все пережили депортацию. Мои родители не родились в Крыму, но перебрались туда при первой же возможности, бросив все, что было у них в Узбекистане: работу, деньги, квартиру... Моему отцу было почти 40, маме - 33. Они не знали, что такое Крым, они никогда его до этого не видели. Но они всю свою жизнь жили с ощущением, что это их родина. Поэтому когда сейчас спрашивают, почему крымские татары не уезжают, ответ такой: слишком много было предпринято усилий, чтобы вернуться в Крым. И пока нас не будут расстреливать, никто оттуда сам не уедет. Сейчас выезжают только люди, которые открыто высказывают свое мнение и которым оставаться там опасно.

- Это, конечно, очень страшно, когда людям приходится уезжать из дома, не потому, что они этого хотят, а потому, что так безопаснее…

- Все дело в ощущении родины. Киев - это место, где я могу работать, находить какие-то контакты, развиваться. Но это для меня не дом, хоть я там семь лет живу. Поэтому мне кажется, что, когда все утрясется, Крыму не дадут пропасть. Люди, которые уехали, вернутся.

- Наивный вопрос, конечно, но вы верите в то, что это произойдет?

- Я не могу в это не верить. Если бы мои родители не верили, что смогут вернуться, то ничего бы не произошло. Может быть, это будет завтра, может, через десять или двадцать лет. Но как только потеряется вера в это - потеряется все.

- А как к крымским татарам относятся сегодня на Украине?

- Меня одна украинская журналистка спросила, стали ли крымские татары получать больше внимания со стороны Украины. В ответ я попросил ее назвать трех крымско-татарских исполнителей. Она замолчала. Вот и все: могут говорить про какие-то политические вещи, но ни развития культуры, ни информационной поддержки, чтобы донести до людей, кто мы такие, чем мы живем, чем занимаемся, - ничего этого нет. Если бы у нас не было консолидации, если бы мы не стояли друг за друга, вряд ли бы наш народ вообще существовал.

Смотрите также: