Роман Лейбов - доктор филологии, профессор Тартуского университета, преподающий русскую литературу, и вместе с тем - один из пионеров российского интернета. Половина его жизни прошла в академической среде: он писал кандидатскую, затем докторскую диссертации, опубликовал множество научных трудов по филологии... А потом "вдруг" занялся сетевой журналистикой, Рунетом, стал одним из первых энтузиастов русскоязычного "Живого журнала".

Deutsche Welle: Чем объяснить такую метаморфозу?

Роман Лейбов: Было много разных причин. Одна, самая простая, была связана с тем, что мы в Тарту, в Эстонии, в начале 1990-х годов в значительной мере оказались оторванными от привычных путей общения. И интернет-проекты стали некоторой компенсацией. Такой эффект, связанный с интернетом, наблюдается у очень многих людей. Не случайно русский интернет вообще начал развиваться в диаспоре – в Америке, в Израиле... Там были технические возможности и были люди, которые чувствовали себя оторванными от привычного сообщества. Это первая причина.

Вторая, как я думаю, связана с тем, что я воспитывался, учился в Тартуском университете у Юрия Михайловича Лотмана. А для него само понятие информации было не только чисто научным, но больше, шире - так сказать, Информацией с большой буквы. И вот оказалось, что можно легко заниматься распространением, обменом информацией посредством интернета. Мы увидели, как можно публиковать книжки в интернете, как можно общаться в интернете, как вообще можно организовывать мир. Ведь информация - это то, что противостоит энтропии, хаосу.

- Но у интернета свои собственные законы, которые как раз людям ученым не слишком нравятся. Не снизил ли интернет общий уровень литературного, научного, да просто общения?

- Вообще эти разговоры о том страшном ущербе, который культуре причиняет интернет, напоминают мне, во-первых, одно место из "Диалогов" Платона, где обсуждается вред, причиненный изобретением письменности (дескать, раньше люди умели запоминать, а теперь разучатся запоминать), а во-вторых, те страсти, которые разгорелись вокруг изобретения книгопечатания. Раньше, мол, это было искусством немногих, грамотных было мало, а теперь бог знает кто будет читать и бог знает что будут выпускать... Ну, не говоря уже о том, что читать страшно вредно для глаз!

Я не думаю, что что-нибудь принципиально дурное для науки и культуры произошло из-за интернета. Разумеется, к нему надо относиться очень осторожно. Я пытаюсь научить своих студентов правильно пользоваться этим инструментом. Не всегда мне это удается. Очень часто приходится слышать удивительный ответ на вопрос: "Откуда вы это взяли?" – "Из интернета". Это все равно, как если бы на вопрос: "Где вы это прочитали? " вы ответили бы: "На бумаге". Тем не менее, научить этому можно.

- Вы много лет занимаетесь Тютчевым. Тут возникают интересные параллели. Замечательный русский поэт, в общей сложности, около двадцати лет прожил в Германии, здесь написал многие свои хрестоматийные стихи ("Люблю грозу в начале мая", "Зима напрасно злится" и т.д.), немке посвящено его знаменитое "Я вас любил"... А вы, человек русской культуры, русского языка, значительную часть своей жизни провели в Эстонии. Как вам сегодня в Эстонии: не чувствуете диссонанса? Нет ли тут конфликта – внутреннего и внешнего?

- Я преподаю русскую литературу в эстонском университете на русском языке. Среди моих студентов есть русские, есть эстонцы, есть приезжие. Наш университет, кстати, открыт для поступления из разных стран - не только из стран Евросоюза, но также из России, других стран СНГ. То есть у меня есть некоторый опыт преподавания русской культуры в Эстонии. Никакого конфликта по этому поводу у меня не возникает.

Что касается всяких сложностей, о которых много говорят и еще чаще пишут, то я думаю, что процесс становления национального государства всегда сопровождается большим количеством издержек, особенно если это происходит в такой постимперской ситуации.

Меня лично все это не очень касается. На бытовом уровне я могу объясниться по-эстонски, а мои эстонские друзья предпочитают переходить в разговорах со мной на русский язык: просто потому, что они знают русский лучше, чем я - эстонский. По части нашего бытования в университете нельзя сказать, что положение русистов чем-то отличается от положения наших коллег, занимающихся английской или романо-германской филологией. Мы все – нищие. Потому что "приличные", "стоящие" студенты идут на медицину, экономику, юриспруденцию.

Беседу вел Ефим Шуман
Редактор: Дарья Брянцева