Донецкий городской суд Ростовской области решил перенести последнее слово украинской летчицы Надежды Савченко на 9 марта. Тогда же будет объявлена и дата оглашения приговора. В ответ Савченко, которая должна была выступить с последним словом 3 марта, заявила, что с 4 марта начинает сухую голодовку. Приговор для Савченко, на котором настаивает прокуратура, - 23 года колонии общего режима и штраф в 100 тысяч рублей.

Об особенностях дела Надежды Савченко и возможностях его дальнейшего развития DW поговорила с членом Московской Хельсинкской группы Львом Пономаревым.

Deutsche Welle: Дело Надежды Савченко, безусловно, выделяется среди других уголовных дел с политическим подтекстом, которые рассматривались или рассматриваются сейчас в России. Как бы вы его охарактеризовали? В чем особенности этого дела?

Лев Пономарев: Здесь можно говорить об особенностях общественно-политических и технических. Что касается технических особенностей, очень странным выглядит то, что этот резонансный процесс проводили в маленьком городке в Ростовской области. Ведь совершенно ясно, что дело вызывает огромный интерес у СМИ и российской общественности. Поэтому, засунув этот процесс в маленький городок, власть лобовым образом подошла к возможности обсуждать его и освещать в СМИ. Когда мы видим, что российские власти таким лобовым образом решают подобные вопросы, становится понятно, что и приговор Савченко, вероятно, будет жестким.

Если говорить о влиянии на общество, то, к сожалению, это влияние у нас в значительной мере оказывает телевизор, который уже давно подготовил российских граждан к тому, что судьба Савченко заранее решена и что она виновата. Никакие дополнительные аргументы здесь действовать не будут. Например, что сам процесс велся ангажированно. Конечно, есть еще 15 процентов россиян, которые имеют свою точку зрения на происходящее в стране, и на аннексию Крыма, и на события на востоке Украины. И со стороны этих людей видно сострадание к Надежде. Например, в Москве активисты приходили поздравлять ее с днем ​​рождения, проводили пикеты, правоохранители задерживали их за это. Та часть общества, которая понимает, что Россия совершила агрессию на Украине, сочувствует Савченко и надеется, что в конце концов ее все-таки обменяют.

- Изменит ли что-либо подача апелляции в случае обвинительного приговора?

- Не думаю. В таких политизированных процессах апелляционные инстанции большой роли не играют. В этом я не сомневаюсь. Полагаю, что выходом может быть обмен. Мне кажется, это абсолютно реально. В советские времена, например, обмены происходили регулярно. Моего друга, правозащитника Юрия Орлова, создателя Московской Хельсинкской группы, обменяли на какого-то советского шпиона (В 1986 году советский диссидент Юрий Орлов был выслан из СССР в обмен на арестованного в США российского разведчика Геннадия Захарова. - Ред.). Практика обмена довольно широко используется.

- Но сама Савченко категорически против того, чтобы ее обменивали на задержанных на Украине военнослужащих спецназа ГРУ Александра Александрова и Евгения Ерофеева. Вы лично приветствовали бы такой обмен?

- Да, безусловно, я бы только приветствовал такое решение.

- Один из адвокатов Савченко, Илья Новиков, говорит: чтобы освободить ее, мировым лидерам следует давить лично на президента Владимира Путина. Верите ли вы, что таким образом можно повлиять на исход этого дела?

- Да, верю. Я уверен, что именно такое личное давление на Путина крайне необходимо в данном случае. Путин - авторитарный руководитель. Если его лично попросит, например, Барак Обама, то он, на мой взгляд, будет готов сделать такого рода подарок, скажем так.

- Как бы вы охарактеризовали нынешнее состояние правосудия в Росcии? Куда оно движется?

- Сложный вопрос, потому что появляются новые категории дел, которых раньше не было. Появляются новые политические заключенные, и их количество увеличивается. Если раньше политзаключенных в России было несколько десятков, то сейчас их уже заметно больше сотни.

Если говорить вообще о правосудии как таковом, то оправдательных приговоров по уголовным делам - менее одного процента. Их доля составляет от 0,3 до 0,5 процента, тогда как во всем демократическом мире она колеблется в промежутке от 10 до 20 процентов. И это нормально, потому что существует понятие презумпции невиновности.

То есть в России людей оправдывают в 50 раз реже, чем в остальном мире. Представьте, насколько это несправедливый суд. Более того, даже в сталинские времена оправдательных приговоров было больше. Это говорит о том, что в России не просто судебный кризис - судебная система у нас находится в катастрофическом состоянии.

- А с чем вы связываете рост числа политических заключенных и политических дел?

- С тем, что режим становится слабее. Люди, которые находятся у власти в России, понимают, что рано или поздно им нужно будет уходить. Они, по всей видимости, хотят, чтобы на их место пришли те, кто гарантировал бы им, что их не будут преследовать. А для этого нужно, чтобы к власти пришли последователи нынешней власти, а не новые политические силы. А чтобы не пришли новые политические силы, их нужно запугивать и не дать возможности повторить в России мирную демократическую революцию, которая здесь уже состоялась в начале 90-х годов.

Смотрите также: