Следует ли подросткам участвовать в политических акциях? Способны ли несовершеннолетние совершить независимый выбор, имеют ли право отстаивать свою позицию? Нужно ли оградить их от вопросов, которые решают взрослые?

Антикоррупционные протесты 26 марта, популярные видеоролики, снятые политизированными школьниками, - все это усилило дискуссию об участии подростков в протестах. 23 мая спикер Госдумы Валентина Матвиенко в интервью "Известиям" назвала вовлечение подростков в политическую активность "недопустимым" и не исключила идею законодательного запрета на участие несовершеннолетних в протестных акциях.

Идею Матвиенко поддержала омбудсмен по правам человека Татьяна Москалькова, заявившая "Интерфаксу", что "люди, которые еще не созрели в своих политических убеждениях, не должны стать объектом для манипуляций и провокаций". DW поговорила с социологами Светланой Ерпылевой и Олегом Журавлевым, которые в рамках исследования "Лаборатории публичной социологии" изучали участие подростков в протестных акциях еще с 2011-2012 годов, начиная с "болотных" митингов.

DW: Как вы отбирали своих респондентов?

Светлана Ерпылева: Я брала в социальной сети "В контакте" группы, посвященные "болотному" движению, и ставила фильтры по возрасту. Меня интересовали те, кому не было 18 лет на момент митингов. Некоторые из них ходили на митинги, некоторые поддерживали протест только в Сети. Я отправляла всем письмо с описанием моего исследования и просьбой принять участие в анонимном опросе. "В контакте" позволяет отправлять только 40 сообщений в день, я суммарно отправила около тысячи запросов. Большая часть ничего не ответила, некоторые согласились дать интервью, многие отказывались. В итоге я провела 11 подробных, "глубинных" интервью.

Кроме того, в своем исследовании я подробно разбирала два локальных конфликта в школах, когда администрация района увольняла директоров-энтузиастов. На фоне этого учителя, родители и многие старшеклассники устраивали протестные кампании, пытались вернуть директоров. Меня интересовали старшеклассники, но этот сюжет давал доступ и к взрослым участникам. Тут я тоже сталкивалась с отказами: "Я не назову ни одного имени ребенка, потому что мы не втягиваем детей в политику". Суммарно я взяла 15 глубинных интервью на эту тему с подростками, взрослыми, учителями.

- И что показали эти интервью?

- Самое интересное - даже те подростки, которые поддерживали протесты, стигматизировали свое участие в них. Когда они рассказывали о своей повседневной жизни, они подчеркивали, что считают себя взрослыми людьми. С гордостью говорили, что могут принимать ключевые решения, сопротивляться мнениям родителей, выбирать профессию, партнеров для любви и дружбы. При этом, когда эти же подростки говорили о политике, они считали себя маленькими детьми. Говорили, что они недостаточно взрослые, что их могут "использовать", "политика вообще место не для детей".

То же самое происходило на локальном уровне: на первых порах старшеклассники предлагали яркие, интересные акции протеста. Но взрослые говорили: "Не вмешивайтесь, мы это сделаем за вас, а ваша задача - хорошо учиться". И вот уже сами подростки говорят о себе в таком духе: "Мы слишком маленькие, нас могут использовать". Интересно, что это - установка самих родителей-активистов. Они выходят на митинги, но предпочитают, чтобы их дети так не делали. И даже отказы, которые я получала в ответ на свой запрос, свидетельствовали о той же тенденции: многие подростки отказывались давать интервью, потому что родители запрещали им разговаривать о политике. "Поскольку я несовершеннолетний, я не участвую в политике", так они аргументировали свое решение.  

- Значит ли это, что во время "болотных" протестов подростки не ходили на митинги?

- Ходили, но, как правило, вместе с семьей. Я не встретила ни одного случая, когда подростки сами организовывались бы и ходили на митинг своими группами. Никаких коллективов без родителей они не создавали. Ролики из школ, которые мы видим сейчас - они, на самом деле, про это. Про то, как учителя объясняют детям, что они слишком маленькие, чтобы принимать участие в политике.

DW: Олег, а вы согласны с таким мнением?

Олег Журавлев: Интересно, что инфантилизация подростков в политике отражает общественную ситуацию в целом. В российском обществе, где политика считается чем-то грязным и проплаченным, любой политически активный человек - это в каком-то смысле ребенок. Люди, которые выходят протестовать, какого бы возраста они ни были, очень часто считаются и рисуются прессой людьми несамостоятельными.

Когда мы сами были студентами и участвовали в студенческом протесте, его постоянно пытались представить как спланированный и режиссированный извне. И эта инфантилизация подростков отражает в целом ситуацию аполитичности. Люди, которые подают голос в политике, изображаются несамостоятельными, почти что детьми. Как за детьми стоят взрослые, так и за активистами или протестующими всегда якобы стоят какие-то группы интересов, какие-то деньги. Они проплачены, они заказаны, поэтому инфантилизация подростков отражает инфантилизацию общества вообще. Я думаю, любой активист, который участвовал в политических кампаниях, испытал на себе давление обвинения в проплаченности.

DW: Что происходит сегодня? Можно ли говорить о том, что ситуация изменилась, подростки перестали считать себя маленькими детьми?

Светлана Ерпылева: Мы можем предположить наличие двух противоположных гипотез. С одной стороны, мы можем сказать, что то, что мы сейчас наблюдаем, - это результат усиления установки на запрет политического участия подростков, на их инфантилизацию. Реагируя на этот запрет, подростки начинают не принимать эту установку, а сопротивляться.

Другая гипотеза - в том, что, на самом деле, отношение подростков к политике в массе своей не поменялось. А то, что мы видим - это исключения, какие-то островки политизации, которые происходят в определенных малочисленных группах в связи с какими-то конкретными факторами: влияние соцсетей, роликов Навального и т.д. Тогда здесь нужно изучать, какие это группы, чем они отличатся от основной массы, из-за чего это произошло.

Представление о том, что подросткам не место в политике, свойственно и оппозиции. Даже Навальный писал в своем блоге о том, что не хочет, чтобы его сын ходил на митинги: "Я хочу ходить на митинги вместо него и ради него". Он, будучи грамотным политиком, понимает, что людям эта установка созвучна: наши дети должны быть ограждены от этого. То есть нет такого представления, что демонстрация - это часть нормального гражданского общества, что она может быть частью политической социализации детей.

DW: Можете ли вы привести примеры другого отношения к политической активности подростков в России и за ее пределами?

Светлана Ерпылева: Другой пример - это украинские подростки. Чаще всего они ходили на Майдан сами. А если они ходили с родителями, то выступали в качестве тех, кто ведет родителей за собой. Подростки нередко сталкивались с тем, что родители не хотели, чтобы они шли на Майдан. Одна девушка рассказывала мне, что ее заперли дома, а она то ли нашла ключи, то ли вылезла через окно.

Другая стратегия - хитрость. Дети говорили, что они у подруги или у друга. Или они говорили родителям, что они только наблюдают, участвуют только в безопасных акциях, а сами шли на баррикады. А в повседневной жизни, наоборот, - никто не акцентировал свою независимость от родителей в принятии бытовых решений. Никакой гордости из-за самостоятельности в частной жизни они не испытывали.

Олег Журавлев: Парадоксальным образом, в советском обществе, которое было более политизировано, мы тоже видели другую ситуацию с подростками. Это были "маленькие взрослые". Это было частью официальной идеологии, были октябрята, пионеры, комсомольцы. Даже если не говорить о революции, гражданской войне, в 50-е годы был взлет антисталинских кружков школьников. Они выступали за правильный ленинский коммунизм против сталинского репрессивного. Многих из них потом репрессировали, расстреляли. Во времена "оттепели" было огромное количество подростковых и студенческих политических групп, которые действовали на грани дозволенного, коммунарское движение очень известно. А с приходом времени деполитизации с начала 90-х молодежь стала самым аполитичным слоем.

Смотрите также: