Как определить, найти и своевременно обезвредить потенциального террориста, т.е. человека, который ещё ничего не совершил, может быть даже не умеет обращаться со взрывчаткой и оружием, но ментально уже находится на пути к теракту? Как отличить их от нормальных верующих? Или любой мусульманин уже опасен для христианского мира? Как проникнуть в среду заговорщиков-мусульман, уже живущих на западе?

Что могут сделать спецслужбы для борьбы с исламистскими экстремистами? Спецслужбы всего мира бьются сейчас над этим вопросом. Только в Германии и только в декабре прошло несколько международных конференций, в которых участвовали политики, сотрудники спецслужб и теоретики - психологи, востоковеды, знатоки ислама. Проблема же не в том, что западные спецслужбы не хотят никого мочить в сортире, или закрывать границы, чтобы не пустить врага. Речь идёт о том, как предотвратить теракт. Как определить, найти и своевременно обезвредить потенциального террориста, т.е. человека, который ещё ничего не совершил, может быть даже не умеет обращаться со взрывчаткой и оружием, но ментально уже находится на пути к теракту? Как отличить их от нормальных верующих? Или любой мусульманин уже опасен для христианского мира? Как проникнуть в среду заговорщиков-мусульман, уже живущих на западе? Или даже родившихся на западе? Можно ли внедрить в эту среду агентов НЕмусульман и можно ли верить агентам-мусульманам? Скажу сразу, ни общих подходов, ни единодушных оценок, ни даже единого понимания причин нынешнего взрыва исламистско-террористической активности не существует. А потому нет и спасительных чудодейственных рецептов, пригодных на все случаи жизни и гарантирующих безопасность. Но дискуссии на эту тему помогают формированию системы - системы защиты от неясной, но явно растущей опасности. Чтобы не мешать свободному обмену мнениями на подобных конференциях, их организаторы ставят перед журналистами условие: не называть имён экспертов при цитировании их высказываний участников. Естественно, я буду придерживаться нашего джентльменского соглашения. Однако, даже изложение мнения позволяет нам лучше понять суть дела. Сегодня речь пойдёт о психологии террористов.

События 11 сентября наглядно продемонстрировали качественно новую форму терроризма. То, что преступники с готовностью и даже радостью жертвуют собственной жизнью, резко ограничивает возможности спецслужб, стремящихся к предотвращению подобных преступлений. Попытки объяснять действия террористов, как явления, имеющие индивидуальную психопатологическую подоснову или базирующиеся на неких определенных чертах характера этих людей успеха не приносят. Ни анализ биографий, ни попытки реконструировать развитие психологии преступников на основе унаследованных внутрисемейных или национальных стандартов поведения не позволяют уяснить критерии, подводящие человека к "карьере" террориста.

Кстати, к такому выводу - до немецких полицейских психологов - пришёл и Марк Загеман, профессор университета в Пенсильвании, выступавший в комиссии американского конгресса. Загеман проанализировал биографии сотен подозреваемых в причастности к терактам и имевших прямые, или непрямые контакты с бин Ладеном (палестинские теракты в Израиле или Чечня - это другие темы). Выяснилось, что

все разговоры о промывании фундаменталистами мозгов ребятам из бедных мусульманских семей - это миф. Практически все террористы или их сообщники - люди из богатых семей арабского Востока. Бедные же - это выходцы из стран Северной Африки. Почти все говорят на нескольких языках. Почти половина террористов получили высшее образование. Ещё 30 процентов - начали учиться в университетах. Ещё 12% закончили гимназии. Только индонезийцы отличались крайне низким уровнем образования - изучали только Коран. Пожалуй, единственное, что присуще действительно практически всем обвиняемым в терроризме - это то, что они в юности оказались за границей, оказались оторванными от семьи, от друзей - в общем, потеряли корни и чувствовали себя одиноко, потерянно. В этой ситуации они, естественно, стали искать поддержку диаспоры. А она базировалась прежде всего в мечетях и исламских общинах тех городов, где учились.

Профессор Загеман подчёркивает, что в мечетях большинство из них искали не религию, а друзей. То, что там - в мечетях - велико влияние религиозных фундаменталистов - это логично и нормально. Никто не говорит, что все они призывают к терроризму, но все они становятся моральными авторитетами для учеников. А чтобы понять силу влияния такого авторитета, стоит вспомнить классический эксперимент Милгрэма.

В истории психологических исследований произвел в свое время фурор, так называемый, Милгрэм-эксперимент. Его автор Стэнли Милгрэм смог продемонстрировать, как простой человек, признав влияние некоего авторитета, способен, забыв моральные убеждения, творить любые жестокости, вплоть до убийства.

Стэнли Милгрэм провел в Йельском университете серию экспериментов, в которых - если немного упрощать - было три участника: ученик, учитель, шеф. Собственно говоря испытуемым был тот, кто играл роль учителя. Ученик и шеф были актёрами. В ходе эксперимента "шеф" приказывал учителю наказывать электротоком "ученика", если тот неправильно выполняет какое-то задание. В качестве учителя, т.е. наказывающего по приказу шефа, были американцы 20 - 50 лет, представляющие различные слои общества. Эксперименты показали, что испытуемые почти всегда готовы причинять боль, в данном случае, подвергать ученика болезненному и потенциально смертельному электрошоку, если этого требует некий шеф - это мог быть представитель власти, или главарь банды. Милгрэм, пытаясь нащупать границы покорности, т.е. тот момент, когда человек перестаёт подчиняться, придавал ученикам естественный и трагический вид. Правда, в ходе экспериментов Милгрэма учитель и ученики были разделены ширмой. Это оказалось очень существенным моментом. Выяснилось, что, чем ближе был испытуемый к жертве, т.е., чем лучше он мог слышать ее страдания, тем сильнее было его "внутреннее сопротивление", тем ниже было напряжение тока, которым он был готов наказывать ученика. 70% испытуемых оказались в состоянии не подчиниться приказу шефа, когда они вступили в непосредственный контакт с жертвой, т.е. когда им приказали прижать руку жертвы к электрической пластинке. Однако 30% выполняли и такой приказ. Два вывода сдела Милгрэм из этого эксперимента: 1) безусловная покорность шефу - необходимая предпосылка боевых действий, когда армия формируется из гражданского населения; 2) современные технические средства ведения войны, позволяющие исполнителю насилия находиться далеко от жертвы, повышают готовность к насилию. Этот результат описывает и психологию любой группы, совершающей преступление, в том числе и теракт.

Кстати, позже этот эксперимент повторяли в разных вариантах. В одном, например, добровольцев делили на две группы. Одна играла роль заключённых, другая - надзирателей, которые имели право подвергать заключённых физическим наказаниям за любой проступок, считая, что это способствует исправлению. Тюрьмой стал подвал института. Всё кончилось тем, что через несколько дней после начала эксперимента "тюремщики" настолько вошли в роль, что заключённые забаррикадировались в камерах и стали требовать помощи. Эксперимент был прерван организаторами, поскольку события в любой момент могли пойти по непредсказуемому пути. Этот эксперимент, проведённый 40 лет назад, очень полезен для понимания психологии, скажем, военных, действующих в Чечне, или психологии американских солдат, мучавших иракцев в тюрьме абу Грэйб. Но это другая немного тем. Сейчас я хочу сказать только одно - любой из нас, оказавшись в такой ситуации, скорее всего, действовало бы таким же образом. Аналогичные эксперименты, проведенные в США, Австралии, Иордании, Испании, Германии, позволили утверждать, что выявленная Милгрэмом закономерность носит универсальный характер.

Из этих работ стало ясно, что психология не способна разработать радикальные методы, позволяющие по чертам характера или социальному окружению вычислить, обнаружить людей, способных на жесточайшие преступления и террористические действия. Поэтому все сейчас исходят из того, что некий набор непредсказуемых жизненных обстоятельств способен превратить самого нормального человека в террориста. Готовность к этому, как бы печально не звучало, имеется едва ли не у каждого.

Ведь наблюдения над людьми, принимавшими участие в эксперименте Милгрэма, показали, что у них развивается потребность подчиняться и полностью пропадает способность к самостоятельным оценкам и действиям. Понимание этого особенно важно для ответа на вопрос о психологической подоплеке терроризма, поскольку особенности группового поведения преступных сообществ важнее индивидуальных психологических черт отдельных их членов. Иными словами, групповые теракты могут выполнять только люди, не способные или ненаучившиеся думать, получая приказ. Для этого человек должен либо иметь соответствующий врожденный психологический склад, либо приобрести его в процессе «промывания мозгов». В целом люди, готовые к безотчетному подчинению, представляют собой ту группу риска, которая заслуживает более пристального к себе внимания. Именно таких людей на основе определенных критериев пытаются вычислить и «взять на карандаш» в ходе массового, так называемого, растрового просеивания населения штатные психологи спецслужб.

Здесь надо пояснить, что под растровым просеиванием населения понимается сопоставление самых различных данных, касающихся самых различных людей и содержащихся в разных компьютерных банках.

Понимание того, что терроризм является групповым феноменом, что террористические группы носят сектантский характер и что их внутренние взаимосвязи построены на основе идеологических или религиозных ценностей, неоспоримо доказывает, что групповая психология имеет для их действий большее значение, чем индивидуальная. Поэтому действия одной части группы или одного её члена можно понять только во взаимосвязи со всеми прочими частями этой группы.

Группировка целиком отвечает интересам тех, кто ее формирует. Еще в начале ХХ века немецкий социолог Роберт Михельс вывел так называемый "железный закон олигархии". Он гласит, что в любой добровольной организации рано или поздно обязательно образуется правящая верхушка, которая захватит власть и обоснуется "наверху" навечно. Олигархию будут интересовать только личные интересы, и организация, как рабыня, начнет их удовлетворять. Принцип действия этого закона можно распространить на общество в целом. Как правило, именно та часть социума, которая сильнее страдает от голода и бедности, а поэтому весьма агрессивна, формирует олигархию и навязывает всей группе свои порядки. Самый решительный её возглавляет. Именно фигура вождя определяет уровень сплоченности и характер всего общества, независимо от его размеров. Это могут быть и 10 человек, и десять миллионов. Группировка – террористическая или уголовная – изначально добровольная организация. Ее сплочение и формирование олигархии происходят постепенно. На первой стадии каждый волен самостоятельно решать, остаться ему в ней или нет. На второй – наблюдает, как рождается олигархия. На третьей стадии решения принимает только верхушка. Тут уже шансы членов организации выйти из ее рядов по собственному желанию практически равны нулю.

Но карьера отдельных членов группы тоже играет большую роль, поскольку для успеха общего дела (общего преступления) важно иметь на нужном месте нужного человека. При этом руководитель группы как вершина иерархии воспринимается как неприкосновенная святыня. Одновременно он, правда, должен постоянно работать над укреплением своего авторитета.

Другая часть психологического феномена терроризма лежит совсем в иной сфере. Речь идет о восприятии террористов нетеррористами. Ведь одновременно наряду со страхом, ненавистью и отторжением наблюдается готовность некоторых людей, никакого отношения к терроризму не имеющих, втайне одобрять теракты. Самоубийственный теракт содержит агрессивные элементы, на которые наложено табу во всех мировых культурах: он не несет в себе никакого смысла – кроме демонстрации собственной власти ценой саморазрушения. Компенсируется это обещанием райской жизни. И в этой убийственной самоотреченности многие нетеррористы видят самую радикальную форму протеста против несправедливости общественного устройства в целом или индивидуальных проблем.

Недаром бин Ладен стал бесспорным «человеком века». Это уже психологический феномен нормального общества, живущего под влиянием террористов. Коли уж на хэллоуине в США продаются маски саудовского миллионера и сумасшедшие в лечебницах объявляют себя не Наполеоном, а бен Ладеном – это действительно популярность.

Но всё это не должно приводить к заблуждению, что некоторые люди «рождены террористами». Возможно, в ином социальном и политическом окружении такие люди избрали бы для себя иной жизненный путь. Однако определенный набор социально-политических факторов, болезненный личный жизненный опыт и уже упоминавшаяся выше групповая динамика могут составить вместе действительно взрывоопасную смесь. Но подобные стечения обстоятельств в высшей степени индивидуальны и непредсказуемы. Распознать за ними карьеры будущих террористов практически невозможно.

Поступки, совершаемые, якобы, во исполнение Божьей воли, позволяют испытывать чувство собственного могущества, затмевая им своё реальное бессилие. Кроме того, сверхмасштабные теракты позволяют террористам считать себя противниками великих держав, равными им по силе. Это зачастую предопределяет выбор для удара целей, которые сами должны быть символами могущества, будь то здание Пентагона или башни Всемирного Торгового Центра.

Но одновременно эта террористическо-психологическая подоплека рационализируется посредством тонкого стратегического расчета. Именно этот расчет, сделанный не исполнителями, но организаторами преступлений, кроется за «безумным и бессмысленным» воплощением терактов. Его обязательно нужно учитывать при разработке мер противодействия подобному насилию.

Запад в целом и Америка в особенности представляются аскетичному и самоотреченному «воинству Аллаха» избалованными, ориентированными на потребление, а оттого пронизанными декадентскими настроениями и слабыми. Американский принцип «война без потерь со своей стороны», который США исповедывали в своих последних военных операциях, лишь усилил это впечатление. Страх перед собственными жертвами делает Запад дополнительно уязвимым. Поэтому в стратегии «асимметричного конфликта» силы и средства более слабой в военно-техническом отношении стороны задействованы не по всему фронту, а против наиболее уязвимых мест противника. В одних случаях - это цели символы (Всемирный торговый центр), в других - это типичные или, так называемые, мягкие цели - места, где представители этого развратного западного общества предаются развлечениям: остров Бали, мюзикл "Норд-Ост, рок-концерт в Москве, светская школа в мусульманском (по представлению террористов) Беслане и т.д.

Продолжение темы в следующем выпуске