Драмтеатр Дюссельдорфа намерен в следующем сезоне порадовать своего зрителя несколькими премьерами. В их числе – спектакль "Ялта" по пьесе шведского драматурга Лукаса Свенссона. По сцене будут разгуливать Сталин, Черчилль и Рузвельт в женском обличии. И им снова придется решать, кому какой кусок Германии достанется после войны, размышлять о судьбах Европы, разглагольствовать о власти, свободе и демократических ценностях.

Драматург надежно вооружил своих героев сарказмом и цитатами из шедевров мировой литературы, в том числе и детской. Это не столько намерение разобраться в прошлом, сколько попытка понять, чем нам приходится довольствоваться в настоящем и что же нас ждет в будущем. Где же она, демократия? Удалась ли она Европе? А может, это всего лишь одна из устаревших и давно списанных моделей мироустройства?

С русским акцентом

Кроме того, в январе 2014 года в Дюссельдорфе ожидается премьера спектакля "Игрок" по Достоевскому. А на февраль запланирована премьера "Пьяных" Ивана Вырыпаева в постановке Виктора Рыжакова. Да, это не описка: Вырыпаев и Рыжаков на немецкой сцене! Для Дюссельдорфского драматического театра – в порядке вещей. Здесь любят и ставят не только русскую классику, но и пьесы, основанные на текстах современных авторов, пишущих на русском языке.

Столь пристальный интерес к русской/российской театральной традиции, видимо, частично объясняется тем, что с начала сезона 2011/2012 литературной частью в Дюссельдорфе заведует Штефан Шмидтке (Stefan Schmidtke), в свое время учившийся в ГИТИСе и регулярно переводящий на немецкий язык пьесы авторов, пишущих по-русски. С ним мы и решили побеседовать о том, почему на сценах немецких театров продолжают ставить русскую классику и чего, в принципе, можно ожидать в ближайшем будущем от театра - в частности от российского и немецкого.

Deutsche Welle: Итак, отчего немецкие театры так любят ставить русскую классику?

Штефан Шмидтке: Любовь немцев к русскому театру многогранна. Во-первых, это любовь к текстам, которые уже имеются в наличии. Вот уже 100 лет немецкий театр питается из русских источников. Достоевский, Чехов и многие другие всегда имели, имеют и будут иметь свое место на немецкой сцене. Во-вторых, это любовь к современному российскому театру. Живой контакт с русской театральной школой возникает тогда, когда ее представители приезжают сюда на гастроли. В прошлом сезоне, в рамках Года России в Германии, на нашей сцене было показано восемь российских постановок. Конечно, это капля в море, но тем не менее.

Гастроли были интересны не только нашему зрителю, но и нам самим, работникам театра. Когда ты видишь, как и что ставят в других странах, неизбежно возникает творческий диалог. На Западе часто думают, что в России продолжают работать исключительно по системе Станиславского. Это не так. Театр в России многогранен, интересен, он меняется, появляются совершенно новые формы. Это очень интересно. К нам приезжали, к примеру, Мастерская Фоменко и Лаборатория Крымова. Это два совершенно разных театра.

- Новые формы? Что именно вы имеете в виду?

- Просто там больше нет догматизма. В России многие уже ушли от психологического театра. Есть документальный театр, есть экспериментальные площадки. И все это уже не на уровне дискуссии. Вопрос, нужно ли это, можно ли, больше не ставится. Все это уже живет в российском театре. Стоит только заглянуть в список номинантов на последнюю "Золотую маску"! Есть новые имена, новые театры, новые пьесы.

Любые изменения в театре – дело очень индивидуальное. Хотя, конечно, один театр влияет на другой, начинается конкуренция, и из этой общей "борьбы" рождается что-то новое. Но обозначить какую-то одну основную тенденцию я бы не решился.

- Каким театр видите вы?

- Театр для меня – это диалог. Речь не о разговорах, которые мы ведем о театре. Речь о том, что происходит каждый вечер - и с одной стороны занавеса, и с другой. Приходят люди, и одни пытаются интеллигентно развлекать других. Лично меня как человека восприимчивого трогают трагедийные моменты, мелодрама. Люблю Чехова, потому что мне интересно наблюдать за тем, как он размышляет о трагедии потока жизни.

Театр – это машина времени. Здесь волшебным образом можно перепрыгивать целые века, преодолевая пространства и время. Мне нравится, когда в ходе действия одна иллюзия сменяется другой, когда иллюзия перестает быть иллюзией.

- А чего хочет немецкий зритель?

- Я уже некоторое время наблюдаю за зрителями в Дюссельдорфе. Здесь любят истории: когда на сцене постепенно, шаг за шагом идет повествование. У нас есть такие спектакли. Но есть у нас и "Процесс", поставленный Андреем Могучим (сцена из спектакля - на заглавной фотографии). Это полифония театральных инструментов: музыка, пластика, сценография, актерское мастерство. Это невероятно взрывной, активный спектакль.

- За кем (или за чем) будущее?

- Я замечаю, что в театре все большую роль играет изобразительное искусство. Фотографы, художники, иллюстраторы становятся сценографами.

- Чего в театре еще не было?

- Все было уже. Уже все было в театре. Правда. Но в современных молодых немецких режиссерах мне нравится их чистота. Они все такие совестливые, такие морально стерильные. Ставят романтические мелодрамы. Это очень хорошо! Хотя немножко скучно, конечно. Но, видимо, этого не хватает в обществе: чистоты и совестливости.

Обсудить в сети Facebook