"Большая двадцатка" - поистине могущественный форум. Достаточно привести такие цифры: страны, входящие в "группу 20", представляют две трети мирового населения, 90 процентов экономического потенциала нашей планеты и четыре пятые глобальной торговли. Впервые формат двадцатки "обкатали" на уровне министров финансов еще в 1999 году, что стало реакцией на кризисы в Азии, России и Бразилии. Осенью 2008 года, после коллапса американского банка Lehman Brothers, для тушения разгоравшегося всемирного финансового пожара в Вашингтоне собрались уже первые лица государств и правительств.

Политическая воля к взаимодействию ослабевает

В тот момент лидеры 20 стран, ключевых для мировой экономики, были едины в том, что ради предотвращения катастрофы необходимо отказаться от национального эгоизма. По словам директора-распорядителя Международного валютного фонда (МВФ) Доминика Стросс-Кана, то было свидетельством "осознания необходимости взаимодействовать в экономике на новом, глобальном уровне, чего никогда прежде не было". Эту политическую волю он чувствовал на последующих саммитах "двадцатки" в Лондоне, Питтсбурге и Торонто.

Однако сейчас, признается глава МВФ, у него такое чувство, что былая готовность отстаивать общие, а не сугубо национальные, интересы ослабевает: "Это - серьезная опасность. Всем нам необходимо постоянно помнить о том, что в условиях глобального кризиса не бывает национальных решений. В глобализированной экономике в одиночку никто себе не поможет".

В теории все это прекрасно понимают, но на практике получается, что очень велик соблазн совершать протекционистские шаги, которые противоречат общим договоренностям, однако могут понравиться избирателям или влиятельным лоббистским группам. Вот почему глава Европейской комиссии Жозе Мануэл Баррозу с некоторой тревогой говорил в преддверии встречи в Сеуле: "Саммит пройдет в критический момент. Он станет подлинной проверкой способности "большой двадцатки" обеспечить ту степень координации, в которой нуждается мировая экономика". Всем нам необходимо и дальше действовать совместно, сообща, говорит глава "европейского правительства" и поясняет: "А это означает признать, что глобальные дисбалансы являются нашей общей проблемой и что все крупные народные хозяйства должны вносить свой вклад в ее решение".

Внешнеторговые и валютные дисбалансы

К наиболее очевидным дисбалансам относятся, например, огромные профициты во внешней торговле, иными словами - значительное превышение экспорта над импортом. За это особенно часто критикуют Китай и Германию. Другая форма дисбаланса - несоответствие обменного курса национальной валюты реальной экономической мощи страны. Самый очевидный пример - китайский юань. Впрочем, по пути искусственного занижения стоимости своих денежных единиц идут теперь и США, и Япония, и Южная Корея, и Бразилия. Подобные попытки создать преимущества собственным экспортерам уже начали называть "валютной войной".

Саммит в Сеуле вряд ли сможет в одночасье положить конец этой войне, однако канцлер ФРГ Ангела Меркель (Angela Merkel) хотя бы четко формулирует цель, к которой следует стремиться "большой двадцатке": "Я убеждена, что обменные курсы в среднесрочном периоде должны отражать фундаментальные показатели соответствующих экономик. Следует избегать проведения политики, направленной на искажение обменных курсов с целью повысить собственную конкурентоспособность".

О том, насколько важна эта тема для стран еврозоны и всего Европейского Союза в целом, свидетельствует намерение Парижа сделать ее центральной во время предстоящего председательства Франции в "большой двадцатке". Впрочем, это еще в будущем. А пока саммит в Сеуле должен доказать, что двадцать сплотившихся во время кризиса держав готовы и после его окончания формулировать и отстаивать общемировые интересы.

Автор: Хенрик Бёме / Андрей Гурков
Редактор: Сергей Вильгельм