КОММЕНТАРИЙ

Албанцы, белорусы, болгары, боснийцы, венгры, латыши, литовцы, македонцы, молдаване, поляки, румыны, сербы, словаки, словенцы, украинцы, хорваты, черногорцы, чехи, эстонцы - 200 миллионов человек смогут скоро назвать себя европейцами. Но, чтобы всё не показалась слишком просто, к ним надо добавить, к примеру, и гагаузов, и цыган, и крымских татар.

200 миллионов новых европейцев уже отняли у "старой Европы" сон и вселили в одних страх, в других радость. Надвигающееся расширение ЕС многие представляют себе как великое переселение народов. Цыгане прикатят на кибитках в Париж и станут табором посреди Елисейских полей, болгарские медведи будут демонстрировать свои трюки в Берлине на Курфюрстендамме. Полудикие украинцы сформируют у ворот Милана дружины казаков. Пьяные и погружённые в молитвы поляки выкорчуют виноградники на берегах Рейна и Мозеля, чтобы выращивать там плоды, изобилующие чистым спиртом. Потом они, напевая литании, двинутся дальше и остановятся лишь на самом краю континента, в исконно католическом городе Сантьяго-де-Компостелла. Трудно сказать, как распорядятся миллионами своих овец румыны, славные своей непредсказуемостью. А сербы, хорваты и боснийцы пересекут на челноках Ла-Манш и балканизируют Великобританию, которая будет навеки, как велел Господь, разделена на Шотландию, Англию и Уэльс. Жители Латвии и Литвы станут то и дело коварно менять свою национальную идентичность, вводя в заблуждение европейскую общественность, привыкшую к ясным и простым вещам. Словенцы и словаки начнут именовать себя гражданами Славонии, тем самым инициируя сбои общей компьютерной системы ЕС. Молдаване, которые главную часть своих доходов получают от продажи частей собственного тела (о чём писала одна известная немецкая газета), превратятся в звонкую монету и уничтожат международный рынок трансплантационных органов. Ну, а то, что сделают албанцы, вообще превзойдёт любые фантазии...

Споры, идущие в Париже, Берлине или Лондоне, - анахронизм для Центральной Европы

...Близкое будущее Европы окажется по своей сути встречей с вымыслом. С тем вымыслом, в котором живут двести миллионов вполне реальных существ. В такой ситуации споры, бурлящие в Париже, Берлине или Лондоне, выглядят анахронизмом. В скором времени европейский континент изменится до неузнаваемости. Ничто не останется, как прежде. Я далёк от того, чтобы приписывать молдаванам, полякам или среднеевропейским цыганам какие-либо определённые качества. Я просто пытаюсь рассматривать эту часть земного шара как часть некоего целого, которое - пусть и в силу своей косности - но изменит лицо Европы. Эти своеобразные, незнакомые и для многих из нас экзотические народы обретут себя в Европе. Но было бы наивным верить, что они откажутся от своих привычек, полезных и вредных; от жгучих потребностей, от иллюзий, от печального прошлого, от своего специфического характера. Иными словами, не стоит ожидать, что они откажутся от своих индивидуальных черт в пользу каких-либо единых либеральных, демократических ценностей. Они - по сути - те же варвары-завоеватели, которым открывали ворота, потому что не было иного выбора.

Таково предвестие долгого и счастливого конца. Пройдёт какое-то время, прежде чем новые, внезапно появившиеся племена насытятся своей добычей, переварят её, и в итоге превратят её в пародию на самоё себя. Но прежде чем это наступит, "старая Европа" переживёт свою вторую весну. Она начнёт экспортировать благосостояние, безопасность, порядок, умиротворённость и исключительность точно так же, как до сих пор экспортировала автомобили, одежду и продукты. Разумеется, этот многослойный, чувствительный нематериальный товар придётся постоянно совершенствовать, чтобы он соответствовал непредсказуемым вкусам незнакомых народов. По меньшей мере до тех пор, пока люди на дальних рубежах европейского континента сами не научатся секретам его производства.

Не исключено, что после этого старая Европа окажется никому не нужной. Не имея более полезного занятия, она начнёт вспоминать свою историю и свою роль в ней. Парадоксальным образом она повторит судьбу своей младшей сестры - «новой» Европы - которая ещё совсем недавно также занималась собственной историей, состоящей, правда, из поражений, разочарований и несправедливостей. Старая Европа почувствует себя ненужной - ведь те, кому мы помогаем, крайне редко бывают нам благодарны. Они, встав на ноги, начинают думать, что всего достигли сами, забывают своё недавнее бессилие и растерянность.

Можно ли соединить две реки истории, которые так долго текли порознь, а если и были связаны, то, когда одна наполнялась и углублялась, то другая высыхала и исчезала. Нации не помнят всеобщей истории - они живут только историей собственной. Похоже обстоит дело и с будущим. Можно планировать совместное будущее, но едва оно наступит, как тут же превратится в прошлое. Наше личное прошлое - единственное, что у нас есть.