Концерт, состоявшийся в прошедшие выходные в Берлинской филармонии, формально не был дебютом нового художественного руководителя. И, тем не менее, интерес к нему был повышенным: Туган Сохиев представил первую программу, над которой ему довелось поработать с Немецким симфоническим оркестром (DSO) в новом амплуа.

О своем сенсационном решении пригласить молодого российского маэстро на смену именитому Инго Мецмахеру (Ingo Metzmacher) Немецкий симфонический, второй по значению оркестр Берлина после Берлинского филармонического оркестра (Berliner Philharmoniker), сообщил уже около года назад.

В обязанности Сохиев официально вступает с 2012 года. Оркестр и дирижер знакомы с 2001 года, когда совсем юный маэстро выступил с Немецким симфоническим в Берлине в концертной программе "Дебюты". С тех пор они "любят друг друга", как говорят музыканты.

Deutsche Welle: Туган, из "кругов, близких к DSO" известно, что предложение из Берлина было не единственным, поступившим в ваш адрес. Известно также, что и Немецкий симфонический рассматривал несколько кандидатур на пост нового художественного руководителя. Что предопределило "хэппи энд" в ваших отношениях?

Туган Сохиев: Мне кажется, что тут сошлись два характера. Немецкий симфонический, находясь немного в тени Берлинского филармонического, все время старается своим энтузиазмом что-то доказать. И я тоже. Я лично ни минуты не раздумывал, когда получил предложение возглавить этот оркестр. Несмотря на то, что это делает мой график очень плотным – ведь я до 2016 года продолжу руководить оркестром в Тулузе.

- От вас как от нового главного дирижера ожидают какой-то новой краски в и без того, следует сказать, очень многокрасочной картине музыкальной жизни Берлина и Германии. Какой будет эта краска?

- Одна из главных задач – не потерять то, что уже есть, не утратить прекрасные традиции. Добавить мы постараемся что-нибудь интересное с точки зрения оригинальных программ, новых солистов. Будем вести поиски и в области звучания оркестра. Задача номер один в том, чтобы оркестр звучал красочно, богато, там, где нужно – легко, прозрачно, камерно. Стилистически все должно быть выверено. Словом, есть над чем поработать.

- Вы упомянули традиции оркестра. Их много: ведь это и оркестр Клаудио Аббадо, и оркестр Владимира Ашкенази, и оркестр Инго Мецмахера. Какие из традиций вы считаете наиболее ценными?

- Мне кажется, Немецкий Симфонический всегда отличался тем, что этот оркестр никогда не шел на поводу у "мейн-стрима". И публика наша привыкла, что концерт DSO – это не просто какой-то стандартный набор (симфония Брамса плюс какой-нибудь популярный фортепианный концерт). Программа DSO – это всегда какое-то открытие. Часть программы может быть популярной, но другая часть – это всегда что-то оригинальное: или мало исполняемое старое сочинение, или новая музыка. Мы постараемся расширить репертуар за счет русской, итальянской, французской музыки.

Эта открытость новому отличает нас от других столичных оркестров – в частности, от великого и знаменитого оркестра Берлинской филармонии.

- Ваш непосредственный предшественник Инго Мецмахер – большой поборник и пропагандист новой музыки. Заведенная им в Берлине традиция casual concerts (дословно: концертов в "непарадной одежде", или "концертов в джинсах", проходящих, как правило, в дневное время) очень успешна, в филармонию действительно стали приходить молодые люди…

- Да, наша публика лет на десять моложе, чем у других оркестров, вообще, в зале много молодежи. В этом направлении мы и дальше будем развиваться. Сейчас мы думаем, как нам лучше выстроить нашу "образовательную программу" – самим ходить в школы или, скажем, приглашать детей и молодых людей к нам на репетиции. Когда мы готовили последнюю программу, у нас школьники семи-восьми лет, два класса, сидели даже в оркестре, среди музыкантов. Если хоть несколько из них заинтересуются музыкой – уже замечательно.

- Вы упомянули расширение репертуара. Что именно это будет за музыка?

- Это будет разная музыка. Музыка, которую оркестр давно (или никогда) не играл, но хотел бы сыграть. Я, правда, еще не вступил официально в обязанности художественного руководителя, но мы уже подготовили первые три программы. Первая – условно "французская": Мессиан, Шопен (которого все-таки надо также считать французским композитором) и Сезар Франк. Вторая программу будет "русская": мы сыграем "Александр Невский" Прокофьева и Четвертую симфонию Шостаковича. Третья программа, летом 2012 года, будет английско-германская: прозвучит "Энигма" Элгара, "Двойной концерт" Брамса и симфония Гайдна. Обычно никто не ставит Элгара и Брамса в один вечер. А мы решили, что как раз это будет очень интересно. Такого рода программы заставляют людей постоянно думать, сравнивать, находиться в поиске.

- Туган, вы осетин по национальности, но, поскольку вы учились в Петербурге, на вас, конечно, распространяется понятие "русской школы". Насколько это еще важно и актуально?

- О школе нельзя забывать. Я учился у великих русских педагогов, из которых первый - великий Илья Александрович Мусин. Я очень рад, что вышел из "русской школы". А "школа" – это квинтэссенция традиции, это система. Например, Паганини создал школу игры на скрипки. Не было бы школы – не было бы великих скрипачей следующих поколений. Русская школа всегда основывалась на европейских традициях, тем более, петербургская.

- Тулуза, Петербург, Берлин... Попадаете ли вы когда-нибудь в родной Владикавказ?

- Конечно, там у меня живут родители, и я приезжаю туда раза два-три в году как минимум. В частности, летом, на фестиваль, который проводит Лариса Абисаловна Гергиева.

- Что же такое есть в воздухе Владикавказа, что оттуда родом столько талантливых маэстро?

- Это не воздух. Это связано с одним человеком, который там работал. Его звали Анатолий Аркадьевич Брискин. Он был учеником Мусина, учился в Ленинграде, и по направлению был распределен во Владикавказ, который тогда еще назывался Орджоникидзе.

У него учился и Валерий Гергиев, и я имел это счастье. А поскольку Брискин сам был учеником Мусина, то он сразу начал учить меня по "правильной системе", и когда я приехал в Петербург к Илье Александровичу, мне не надо было переучиваться.

- То есть, приходиться признать, что пресловутая советская система – как распределения талантливых музыкантов в провинцию, так и поиска одаренных детей и предоставления им возможности учиться в столице – до сих пор продолжает давать плоды.

- Безусловно. Все, что мы сегодня имеем, вся великая российская школа исполнительства, это все уходит корнями в нашу систему образования. Мне очень хочется надеяться, что мы не разрушим эту систему до конца. Потому что реформы, которые происходят сейчас (в частности, в системе музыкального образования) – это очень опасно. Я очень переживаю за наше будущее. Не знаю, будут ли в следующем поколении такие "брискины" и "мусины".

- Думаю, вы знаете ответ: нет, не будет. Никакой Брискин не поедет сегодня во Владикавказ.

- Увы. А вот не окажись там Анатолия Брискина, я никогда не начал бы заниматься дирижированием. Я так бы себе и жил во Владикавказе. И Гергиев, думаю, тоже. Очень важно, чтобы в нужном месте в нужный момент оказался такой "правильный человек".

- Какую роль сыграл ваш земляк, Валерий Абисалович Гергиев, в вашей творческой биографии?

- Когда я был на третьем курсе консерватории, Ильи Мусина не стало, заканчивал я уже у Юрия Тимерканова (тоже, кстати, ученика Мусина). И сразу после консерватории, несмотря на то, что у меня не было никакого практического опыта, Валерий Гергиев предложил мне работать в Мариинском театре. А ведь дирижировать оперу – это очень сложно, этому не учат в консерватории! У вас огромный оркестр, хор человек в сто и великие солисты – тут нельзя сказать, "мол, извините, я такой молодой"… Но Гергиев поверил в меня и дал мне возможность дебютировать в театре. Я вот уже более десяти лет являюсь членом большой семьи под названием "Мариинский театр" и горжусь этим.

Беседовала: Анастасия Буцко
Редактор: Марина Борисова