Хронология этой октябрьской трагедии известна до минуты: 16 октября 1941 года в Одессу после двухмесячной обороны входят румынские и немецкие войска. 19-го числа объявляется о начале "регистрации мужского населения", в пустующие артиллерийские склады на окраине города прибывают первые партии мирных жителей, показавшихся оккупантам подозрительными. 22 октября в 18 часов 45 минут в здании комендатуры на Маразлиевской улице раздается взрыв: заложенная саперами Красной армии бомба уничтожает 67 румынских и немецких солдат и офицеров. Месть следует незамедлительно: в ту же ночь в девять артиллерийских складов оккупанты сгоняют до 30 тысяч (точные цифры до сих пор не установлены) евреев - стариков, женщин, детей и подростков. К складам подгоняют бензовозы, обливают из горючей смесью и поджигают. До 30 тысяч человек сгорают заживо, спастись удается единицам.

"Я была в шоке, когда, почти случайно попав в одесский музей Холокоста, узнала об этом "малом Бабьем Яре" - в шоке как от самого преступления, так и от того, что я сама никогда прежде о нем не слыхала", - признается Марилуизе Бек (Marieluise Beck). В течение многих лет Бек была депутатом бундестага от партии "Союз-90" /"зеленые", сегодня она возглавляет созданный ею Центр либеральной современности (Zentrum für liberale Moderne). Именно по инициативе центра Германия будет впервые участвовать в памятной акции в Одессе, официально признавая тем самым свою историческую вину.

В рамках акции, которая пройдет 12 октября на месте трагедии при участии послов Германии и Румынии, прозвучит личное обращение федерального канцлера Ангелы Меркель (Angela Merkel). Перед собравшимися выступит и 93-летний Михаил Заславский - последний живой свидетель событий. DW поговорила с Михаилом Александровичем в канун акции.

DW: Михаил Александрович, расскажите, как вы лично пережили события октября 1941 года?

Михаил Заславский: 19 октября 1941 года фашистский румынский офицер пришел в наш дом, двое солдат и украинец-переводчик, и нам перевели: "Жиды, собирайтесь - 20 минут на сборы! " Что мама могла - собрала. Когда мы вышли, то все соседи нашего дома уже стояли возле ворот. Я оглянулся - возле каждых ворот стояли соседи из других домов: пацаны, с которыми я играл в футбол, с которыми я вырос, соседи. В глазах у людей стоял немой вопрос: "За что?!"

- Что было дальше?

- Нас отправили в 121-ю школу, это была новая школа, четырехэтажная. Там нас продержали до утра. На следующий день под лай собак, под удары прикладов нас по Старопортофранковской погнали всех скопом в тюрьму. По обеим сторонам дороги стояли жители, мои товарищи, одноклассники, их родители, которые тоже не могли ничем помочь, тоже были удивлены. Но были и подонки, которые подбегали, вырывали из рук поклажу.

Нас пригнали в тюрьму. Загнали по 16 человек в камеры, предназначенные для одного-двух человек, без разбору, всех подряд - женщины, старики или дети. Не выпускали ни в туалет, никуда. Всем, извините, пришлось испражняться прямо там - а я был парень уже, 16 лет, а там молодые женщины...

22 октября, в 16 часов, взорвали здание комендатуры на Маразлиевской. Виноваты были, конечно, евреи. Наутро погнали нас в пороховые склады. Как только мы зашли - я нес пятилетнего братишку на плечах, - его моментально сорвали у меня с плеч, я получил в спину страшный удар, и меня отбросили в сторону, где стояли мужчины и старики. Нас отправили в самый крайний из складов. 

Некоторое время спустя я услышал звук мотора. Подошла машина, и все это облили бензином или горючей смесью и подожгли. Когда это все загорелось, край строения прогорел и образовалась дыра. Я рванулся в эту дыру.

Сразу заработал пулемет на вышке. Я слышал вскрики. Я слышал падения тел. Я обернулся - и видел, что остальные склады горят, и пламя вихрем бьется в небо. Передо мной было кукурузное поле, початки были уже убраны, только стволы стояли. Между ними, виляя, я добежал до лесной посадки. Там я упал, как говорится, бездыханным.

Пролежал до вечера. Вечером огородами, "задами", как говорят в Одессе, выбрался - поскольку я хорошо знал свой город, я ведь был мальчишка, который кругом "нырял". Пробрался до польского кладбища, там и переночевал.

- Прямо на кладбище?

- На кладбище, в склепе. Пробыл я в этом склепе еще день, без еды, без воды, и на следующую ночь я ушел в город - через Товарную станцию, одесситы знают… То, что я пережил за время оккупации, следующие два с половиной года, в течение двух минут не расскажешь. 10 апреля 1944 года освободили Одессу, а 11-го я был уже в армии.

- Кого вы потеряли в пламени пороховых складов?

- Сестру Еву 12 лет, еще одну сестренку, Женю, 9 лет, братишку Илью, которого я туда же и принес. А мама принесла малюточку Анну, ей было полтора годика. Они все сгорели. Их сожгли. Говорят, там еще много дней чувствовался запах горелых тел.

- Сейчас тут жилые дома, гаражи, огороды, играют дети. Для вас это не кощунственно? Ведь в земле лежат останки тысяч погибших.

- Нет. Жизнь берет свое, это нормально. Сначала были ярость и негодование, да. Но всю жизнь прожить с ненавистью нельзя. Время стирает боль, приходят другие заботы. У меня уже четверо правнуков. Я им рассказывал это как семейную трагедию, но для них все это - история, они далеки от этого. Как средневековая инквизиция примерно…

Смотрите также: