Художник Марк Бранденбург (Marc Brandenburg) полагает: "Фантазию в искусстве я считаю крайне проблематичной. Мой исходный материал - будни, окружающая среда. Результат должен функционировать как психоделический документальный фильм".

Марк Бранденбург - мягко улыбающийся бородатый темнокожий человек. Никто не знает, носит он свое реальное имя или это псевдоним. "Бранденбург" звучит громко и устрашающе, вспоминается не только прусская военная машина, но и полоса отчуждения вокруг Берлина.

Он сын американского солдата и немки, родился в западном Берлине в 1965 году. Уехал с родителями в Техас, потом вернулся с матерью назад в Берлин, где детство его было трудным, если не сказать кошмарным. Он рос уличным подростком, в 14 лет стал панком, носил клетчатую юбку, снимался в андеграундных фильмах, рисовал эскизы модной одежды, работал вышибалой в знаменитой дискотеке Dschungel, и, наконец, в конце 80-х начал рисовать, никогда и нигде этому не учась.

Сегодня его работы находятся в коллекциях крупных музеев и банков, арт-журнал Monopol поместил его работу на обложку своего ноябрьского выпуска 2008 года.

В 90-х и 2000-х Марк рисовал флаеры для парти и клубов, в которых стоял за стойкой в качестве бармена. Выступает он и в качестве диджея, пугая публику своеобразным отношением к выбору музыки. Марк Бранденбург тридцать лет живет ночной жизнью Берлина.

Рисунки

Марк Бранденбург фотографирует много и страстно. По собственному признанию, он одержим поиском новых картинок. Десять лет назад он начал с помощью ксерокса превращать фотографии в черно-белые негативы. То, что было темным, становится светлым, то, что было светлым, становится черным, на картинках воцаряется ночь. Художник перерисовывает получившиеся отпечатки графитным карандашом.

Со временем его небольшие по размеру рисунки (а он рисует преимущественно на писчей бумаге формата A4) стали очень контрастными, резкими, жесткими. В бумагу втерто много графита, он блестит, изображение кажется металлическим: алюминиевым или свинцовым.

Художник дополнительно искажает картинки, вышедшие из ксерокса, на компьютере, от того ровные поверхности, например, кожи лица, могут покрыться своего рода чешуей или превратиться в массу, состоящую из пузырей, а изображение в целом может поплыть волнами и распасться в вытянутые полосы. Люди застывают плоскими неживыми фигурами, городские ландшафты превращаются в пустыри, в заброшенные, отравленные радиацией, зоны. Освещенность и контрастность объектов, по-видимому, тоже меняется художником, оттого части изображения утопают то в ярко-белом металлическом свете, то наоборот растворяются в черном графите.

Процесс изготовления рисунков крайне кропотливый: художник аккуратно наносит друг за другом прозрачные слои графита, это требует большой концентрации и дисциплины. Никаких линий, никаких следов живого карандаша нет, поверхность рисунка гладкая, мертвая и непонятно как сделанная.

Реализм?

Эти изображения производят впечатление фотореалистических, но от фотографий они значительно отличаются, это особенно заметно в деталях: трава, листья деревьев, мелкие складки ткани - излюбленные объекты фотореалистического искусства. Именно на них можно показать то, что художник без фотокамеры никогда в жизни не нарисует, он не разберется в мельтешении бликов, краев, теней, прожилок и тонких линий. У Марка Бранденбурга эта мелочь утрачивает сходство с реальностью и превращается в абстрактную текстуру. Ее хочется назвать психоделической.

Его исходный материал - это моментальные, непостановочные снимки, это то, что получается, когда люди давят на спуск затвора камеры, не думая о таких вещах, как композиция кадра и освещение. В результате - во многом случайный кадр. Случайный, неоправданный кадр - документ атмосферы, единственный свидетель ситуации, которую трудно описать словами.

Технология Марка Бранденбурга делает из случайных кадров зловещие картины потустороннего мира. Детские игрушки, уродливой формы объекты - вроде абажура лампы, сделанного в виде футбольного мяча - выглядят как тяжелое наваждение, как фетиш. Органическое превращается в неорганическое, пластик становится кожей. Исчезает разница между одушевленным и неодушевленным. Это мир, погруженный в состояние транса. Давящий антидиснейлэнд капитализма, тотальный балаган вульгарных псевдопраздников и карнавальных маршей протеста.

Страх перед клоунами

По его собственному признанию, Марк Бранденбург панически боится клоунов. Он говорит: "Часто мне просто слишком много всего". Наверное, это и есть тема его искусства - состояние, когда "слишком много всего", когда давно достигнут предел насыщения.

Художник называет свою деятельность обуздыванием, усмирением. Он обуздывает поток образов, в которых нас топит современный город, современная жизнь. Марк Бранденбург фотографирует сцены в парке, ночную жизнь, сцены левой и гомосексуальной субкультур, друзей, колонны демонстрантов, футбольных болельщиков, кришнаитов, ярмарки с их аттракционами и большим колесом обозрения, игрушки, хулиганов. Постоянно повторяются его собственные фотографии. Он комбинирует все это с фотографиями из журналов - телепузиков, культуристов, звезд. Изображениям часто присуща жестокость, мир Марк Бранденбурга - мир насилия, во многом и оттого, что вообще не понятно, что происходит.

Впрочем, сам художник на экзистенциального героя вовсе не похож, он совершенно не мрачный человек, говоря о своих работах, он часто смеется.

Политическое искусство?

Многим кажется очевидным, что искусство Марка Бранденбурга - политическое. Еще бы, афронемец, гомосексуалист, в своих черно-белых работах обращается к таким темам, как неонацизм, расизм и насилие. Сам он себя, однако, в контексте современных политических дебатов не видит, в работе африканских культурных центров принимать участие отказывается, и говорит, что связывать черно-белые картинки с цветом кожи их автора в случае белого художника никому не пришло бы в голову. Себя он считает аутсайдером и дорожит своей позицией внешнего наблюдателя, внешнего по отношению ко всякому идеологическому или визуальному потоку.

Одна любопытная деталь: работы Марка Бранденбурга носят очевидный документальный характер, но, документами эпохи они не являются. Скажем, характернейшей чертой берлинского андеграунда 90-х было техно, не заметить его было невозможно, техно изменило характер ночной жизни Берлина, вывело на сцену новые типы людей. Тем не менее, в рисунках Бранденбурга 90-х никаких следов этой субкультуры нет. Его взгляд персональный, собственно, вся игра идет на стыке болезненного индивидуализма и бесчувственной отчужденности. И если тут можно говорить о тренде, то трендом является, разумеется, не фотореализм, а скорее уж позиция аутсайдера. Перерисовать фотографию несложно, сложно стать посторонним.

Черная комната

Марк Бранденбург выставляет свои рисунки, сдвигая их вместе, превращая в длинные горизонтальные ленты. Это провоцирует зрителей воспринимать отдельные образы как элементы единого повествования, но никакой связного рассказ не выстраивается. Одну из своих выставок художник назвал "Hirnsturm", конечно, это немецкая калька с "мозгового штурма", но на самом деле это слово значит, скорее, "шторм в мозгах".

Часто зал с его работами - это неосвещенная комната, под потолком горят ультрафиолетовые лампы, от них белые листы бумаги сияют демоническим светом, графит блестит фиолетовым металлом. Зритель превращается в свой собственный негатив, ты видишь других зрителей, как черные силуэты, вырезанные из сияющих рисунков.

Андрей Горохов