Новую Федеративную Республику Германию называют иногда "Берлинской республикой". Задним числом ФРГ до объединения с бывшей ГДР стали называть «Боннской Республикой». После неудачной Веймарской и удачной Боннской, страна, включившая бывшую ФРГ и бывшую ГДР, ориентирована на будущее. А прошлое? Что с ним? За десять лет память о Германской Демократической Республики медленно уходит в тень. То, что раньше было разделено, теперь должно сойтись. Внешние изменения заметны всякому: разделявшая город стена исчезла. Её отрезки, куски и кусочки стали музейными экспонатами и сувенирами. Складывается новая метрополия.

Подведена черта, повторяют все. Так ли это?
Но вот в самом центре Берлина, игнорируемые прохожими и туристами, торопящимися запечатлеть на пленку резиденцию президента, демонстрирует кучка людей. Каждую субботу сюда приходят те, кто так или иначе, пострадали от режима СЕПГ. Люди, которых преследовали за выступления против режима.Разрушенные судьбы, жертвы системы, которая сама рухнула больше 10 лет назад. Чего хотят эти люди?

Почти миллион жителей ГДР относился к числу преследуемых по политическим мотивам. Многие из них считают, что они должны получить компенсацию за то, что им пришлось перенести. (См.: auswaertiges-amt.government.de

Сегодня они чувствуют себя преданными уже новой, берлинской республикой. Конечно, есть законы и правила, но в законах полно лазеек, а компенсация выходит просто смешная. Они были жертвами и остаются ими. Широкая общественность, СМИ не обращают на этих людей особого внимания. www.wdr.de :

«Политически они не чувствуют никакой поддержки от партий, т.е. попросту говоря никто не хочет слушать этих людей, они вытеснены на обочину жизни»,

- считает один из адвокатов, представляющих интересы некоторых пострадавших. А вот что думает об этом третье – после федерального канцлера и президента страны – лицо в государстве, председатель бундестага Вольфганг Тирзе www.wolfgang-thierse.de.

«Как всегда, когда имеешь дело с горьким, недобрым прошлым, не всё можно преодолеть, так сказать. Многие дела на самом деле остались лежать не расследованными. Правосудие не восторжествовало».

Адвокат семьи Маи:

«Я бы сказал, что с жертвами режима обошлись несправедливо. А вот бывшим активным деятелям режима сегодня повезло гораздо больше. Социальное положение многих нисколько не пошатнулось. www.wdr.de И в этом я тоже вижу одну из главных причин того, почему столь многие люди в бывшей ГДР считают себя проигравшими в результате воссоединения Германии». www.wdr.de

Всё, что осталось у Клаудии и Михаила Маи от их родителей - пачка фотографий. Вот что рассказала Клаудиа Маи:

«Фотографии - это всё, что касается нашей семьи, и что мы нашли в деле, которое нам дали в архиве ведомства Гаука. Нам дали просмотреть 18 томов. Только после 1990 года мы узнали в деталях, что именно произошло сорок лет назад, летом 1961 года».

Это была обыкновенная семья из города Эрфурта. Дети не знали, что родители спланировали побег на запад. Они хотели покинуть ГДР разными путями. Отец установил контакт с Христианско-демократическим союзом на Западе. Но планы рухнули. Лучший друг предал семью. Отца арестовали.
С семьей он больше так и не встретился: Федеративная Республика Германия выкупила из тюрьмы его одного. Мать, оставшись одна с двумя детьми, заболела и вскоре умерла. Брат и сестра остались совсем одни. И говорят теперь о себе только "мы".

«Мы спрашиваем себя, получится ли у нас в нашем уже зрелом возрасте справиться со всем тем, что мы сейчас узнали. Мы пришли из школы, это был 1961 год. Дверь была заперта. Никого не было дома. Мы сидели на ступеньках дома, а к нам никто не подходил. Самое ужасное было даже не то, что мы не знали, где наши родители, где мама. Соседи молча проходили мимо нас. Никто не отвечал на наши вопросы. Мы хотели понять, что же произошло, почему отец не пришел домой в пять часов, как обычно. По лицам соседей мы понимали только, что что-то такое случилось. Это был страх, но страх - за себя, они просто отшатывались от нас».

Из 18-томного дела, с которым брат и сестра Маи познакомились в архиве штази несколько лет назад, следовало, что мать Клаудии и Михаила допрашивали всю ночь, потом был обыск и превращение всей семьи во врагов государства. Как дети шпиона они не смогли окончить школу. Не смогли получить и специального образования, жили за счет чужой помощи.

«Понимаете, мы ведь не знали, где наш отец. Больше всего на свете мне хотелось бы провести жирную черту под прошлым. Но у меня ничего не получается».

Почему? Об этом - Михаил Маи:

«Прошлое всё время возвращается к нам. Узнав только через сорок лет о судьбе отца, мы как будто снова вернулись туда. Но после всего случившегося, ни о каком возмещении нанесенного нам урона, возмещении за изуродованную жизнь, нет и речи. Получается, что несправедливость нашей гэдээровской жизни просто продолжается. Мы хотели бы получить хоть сейчас профессию и работать до пенсии, получить сегодня хоть чуть-чуть от того, чего мы были лишены как враги народа».

Председатель бундестага Вольфганг Тирзе, сам выходец из бывшей ГДР, так объясняет ситуацию, в которой оказались Клаудиа и Михаил Маи:

«Трудности с правовым урегулированием проблемы возмещения ущерба связаны вот с чем. Во-первых, и это основополагающая вещь, денег не хватало всё время и их никогда не хватит на всех, кто имеет законные притязания на компенсацию. Кроме того, известная скаредность финансовых органов Германии связана и с тем, что огромные средства ушли на восстановление экономики, модернизацию предприятий, преобразование экономики в рыночную, на денежную реформу. А возмещение ущерба всегда записывалось, так сказать, петитом.
Во-вторых, само дело. Когда договариваешься о правовом урегулировании, нужны точные критерии, кому полагается возмещение ущерба, а кому нет. Конечно, наш пресловутый немецкий перфекционизм привел к появлению бюрократического монстра».

Адвокат Клаудии и Михаила Маи напоминает:

«Что для них особенно болезненно, так это то, что их бывшие преследователи, офицеры штази, те, кто проводил их допросы, прекрасно устроились. Они - всюду заметны - и пенсии у них лучше, они встречают таких людей, как Маи, в роли чиновников жилконтор или даже в социальных службах, где Маи получают свою нищенскую помощь».

Председатель бундестага Вольфганг Тирзе так объясняет этот парадокс:

«В обществе больше интереса к негодяям, к тем, кто предавал, мучил, пытал. Все газеты были полны историями об офицерах госбезопасности. На поверхности всегда наготове история предателя, история палача. Жертвы никому не интересны. Общество не хотело вслушиваться в голоса жертв. Жертвам не дали права и возможности рассказать обо всем этом. Что, конечно, ничуть не менее важно, чем вопрос о деньгах».

Да, справедливость дороже денег, о нехватке которых для компенсационных выплат говорил председатель бундестага Вольфганг Тирзе. Но тут дело и в том, что даже моральное осуждение преступников, судебные преследования с символическими результатами, остались в Германии в тени общественного интереса. Потребителю СМИ не интересны неудачники.

"Управление архивами службы государственной безопасности бывшей ГДР" (в германских СМИ его часто называют, в честь его первого главы Йоахима Гаука (www.bstu.de), «Ведомством Гаука») зарегистрировало более 16 тысяч дел, возбужденных на основе хранящихся в этом ведомстве архивных документов.

До суда дошел один процент возбужденных дел. До осуждения - полпроцента. Эти отрезвляющие цифры разочаровывают тех, кто считают себя жертвами гэдээровского режима. Что это, провал западногерманской юстиции? Но по каким законам судить за преступления режима ГДР?

Конституционный суд ФРГ (www.bverfg.de) решил, что преследовать можно только за тяжкие преступления, угрожавшие жизни пострадавших, такие, как огонь на поражение на границе. Председатель бундестага Вольфганг Тирзе ставит вопрос так:

«Нужно со всей горечью сказать прямо: правовое государство имеет границы, когда дело касается преодоления диктатуры. Сами его инструменты таковы, что оно не может и не должно в каких угодно случаях уподобляться диктатуре и устанавливать режим, в котором правосудие подменяется местью - пусть и, абстрактно говоря, справедливой».

Но что из этого следует? Что, может быть, сами жертвы виноваты своею назойливостью и в том, что требуют справедливости сегодня? Клаудиа Маи:

«Но для меня это - худшее продолжение несправедливости, то, что снова происходит с теми, кто уже пострадал однажды, что им говорят - идите, судитесь, - прекрасно зная заранее, что никакого правосудия - наказания виновных и возмещения нанесенного ущерба пострадавшим не дождаться, а будет чисто политический приговор. И я не нахожу ответа на вопрос: ПОЧЕМУ?»

Представляющий интересы Клаудии Маи адвокат считает, однако, политический аспект:

«Многие преступления диктатуры, которые должны были пережить её подданные, если эти действия не были направлены на физическое истребление людей, по существу освобождены от судебного преследования. И тут как раз должны были бы включаться политические механизмы. И сегодня еще не поздно сделать это».

Говорят, однако, что целая страна не может беспрерывно заниматься копанием в собственной истории. Палачи, жертвы или попутчики, - все должны были пуститься в путь к светлому будущему. До прошлого ли им было, когда упала стена и мелкая гэдээровская монета была переплавлена на сувениры?

Приводя в пример опыт преодоления национал-социализма в Германии, которого, несмотря на присутствие в стране оккупационных войск, пришлось ждать двадцать лет, или опыт преодоления диктатуры Пиночета в Чили, многие говорят, что долгая фаза молчания и общественного безразличия естественна, и только следующее поколение захочет узнать правду.
Что делать с этой неприятной констатацией?

Вольфганг Тирзе:

«Да, имеется фундаментальный перекос, основополагающий порок в самом подходе к истории ГДР как к неправовому государству в новой Федеративной Республике. Дело обставляют так, словно она, эта история, касается только самих жителей ГДР - преследуемых и преследователей, попутчиков и оппозиционеров. В то время как немцев на Западе это как бы и не касается. Я не хочу здесь никого ни в чем обвинять. В самом деле, ну зачем какому-нибудь жителю Фрайбурга (что в Брайсгау) заниматься историей ГДР? С этим, однако, и связан фундаментальный перекос, о котором я говорю. Ведь и немцы с Запада, которые считают, что их эта история не касается, тоже ведь в определенном смысле не свободны от этой истории: они ездили, так сказать, смотреть на стену, были потребителями сенсационных сообщений собственных масс-медиа, и поэтому вся история ГДР в западных масс-медиа превратилась в банальную историю сенсационных разоблачений "трусов" и "предателей». И вот одни удобно расположились на солнечной стороне, а другим предоставлено испытать гнев, стыд, возмущение, потому что эта история - только их история. Ну да, конечно, история ГДР - прежде всего история немцев с Востока, и требуются немалые моральные и политические усилия для того, чтобы всем в Германии понять: история ГДР - это часть общегерманской истории и, таким образом, наследие и тех, кто не был непосредственным соучастником, преследуемым или преследователем там, в гэдээровской реальности».

Таково мнение председателя бундестага Вольфганга Тирзе, одного из самых успешных сегодня посредников между Востоком и Западом в «Берлинской Республике», как иногда, на мой вкус, не очень удачно называют Федеративную Республику Германию политики и журналисты.

«Немецкая волна» не несет ответственности за содержание других сайтов.