Украинские дроны впервые нанесли два удара в Ленинградской области, включая порт в Усть-Луге, причинив 21 января ущерб газовому терминалу компании "Новатэк". Ранее беспилотники ВСУ атаковали нефтяной терминал в Брянской области. География и типы целей украинских БПЛА меняются в сторону от низкоприоритетных к более значимым целям - таким, как важные объекты инфраструктуры в России, говорит научный сотрудник вашингтонского Центра военно-морского анализа (CNA) Сэмюэл Бендетт, изучающий российский ВПК, в частности, сферу робототехники и беспилотных летающих систем.

DW: Пожар в Усть-Луге заставил напрячься нефтегазовый сектор не только в России, но и международные рынки. Украинские беспилотники впервые атаковали важнейший российский порт и дважды ударили по региону, который до сих пор не был целью атак, - по Ленинградской области. Что вы думаете в той связи?

Сэмюэл Бендетт: Произошло то, что ждали давно. Очевидно, что удары против энергетической и промышленной инфраструктуры, которая питает и поддерживает военные действия, абсолютно необходимы. Украина уже продемонстрировала, что может наносить удары по гражданским объектам по всей России, включая Москву и Кремль. Но это низкоприоритетные цели, потому что они не влияют на реальную реакцию общества на войну, ведь большая часть российского общества смирилась с этим конфликтом.

В данный момент Украина выбрала стратегию отвечать ударом на удар. Если Россия наносит удары по украинской инфраструктуре - энергетическим объектам, промышленным предприятиям, то Украина должна продемонстрировать, что может наносить удары по ключевой российской инфраструктуре. Если что-то случится с нефтяными и энергетическими терминалами в России, это отразится и на обществе. Но все же главная цель состоит в том, чтобы уничтожить промышленную инфраструктуру, которая поддерживает военные действия.

- Если оценить ситуацию с дронами на этой войне в целом: какие наиболее важные тенденции вы бы выделили?

- Мы приближаемся к двухлетней годовщине этого кровавого вторжения. За два года многое изменилось. То, что мы наблюдаем сейчас, - это стремительный рост числа FPV-дронов (FPV - "вид от первого лица", это устройства, передающие окружающую их физическую реальность удаленному оператору в качестве виртуальной реальности. - Ред.). Мы наблюдаем эволюцию FPV-дронов в сторону их усложнения - они могут летать на большие расстояния, нести больше взрывчатки, и могут до некоторой степени быть устойчивыми к средствам радиоэлектронной борьбы (РЭБ).

Мы наблюдаем за экспериментами с искусственным интеллектом (ИИ) и машинным зрением (алгоритм, позволяющий дрону автоматически держать цель в перекрестье и двигаться в ее направлении. - Ред.) на FPV-беспилотниках. Об этом говорил недавно в нескольких статьях, например, Сергей Флэш (украинский военнослужащий и специалист по связи Сергей Бескрестнов, псевдоним "Флэш". - Ред.). Он и другие украинцы обеспокоены тем, что применение ИИ в дронах может вывести войну на совершенно иной уровень.

Что мы еще наблюдаем - развитие как украинской, так и российской культуры высокотехнологичных промышленных стартапов, а также стремительное увеличение технологических прорывов, которым способствуют мелкие разработчики с обеих сторон. В Украине, очевидно, такие открытия приветствуются больше, в том числе из-за лучшей интеграции таких стартапов с правительством, хотя, опять же, в ограниченной степени, как мы понимаем из недавних украинских комментариев.

- А что происходит в России?

- С российской стороны тоже есть много мощных, налаженных волонтерских инициатив, которые помогают собирать средства и производить дроны для военного использования - это что касается дронов ближнего радиуса действия. В среднем диапазоне российская промышленность продемонстрировала, что ее основные модели, такие как "Ланцет", "Орлан-30", "Орлан-10", беспилотники ZALA на самом деле являются очень мощным и очень сложным оружием, которое, по признанию украинцев, создает им много проблем. Идет постоянное усовершенствование тех же "Ланцетов": появились модели с большей дальностью, более мощной боеголовкой, возможным использованием ИИ.

Украина не производит ничего похожего, например, на ZALA, "Ланцеты" или "Орланы". Я думаю, что это одна из острых проблем для украинской армии. Я часто слышу от украинских добровольцев, что им необходимо выбрать несколько наиболее удачных версий БПЛА среднего радиуса действия и развивать их.

- Иными словами, у Украины дефицит дронов среднего радиуса действия…

- Да. А что касается дальней дистанции, то ситуация для обеих сторон изменилась. Россия в настоящее время в значительной степени полагается на беспилотники из Ирана "Шахед/Герань", и российские военные сейчас проверяют возможности такого беспилотника с реактивным двигателем. Но в создании дронов-камикадзе большой дальности преуспела именно Украина, продемонстрировав, что ее оборонно-промышленный сектор, даже несмотря на давление со стороны российских воздушных ударов, все еще может производить несколько типов беспилотников большой дальности, способных наносить удары в глубину российской территории: "Бобер", UJ-22, еще один беспилотник с реактивным двигателем, который был показан примерно неделю назад.

Но они производятся не в большом количестве. Российский оборонно-промышленный комплекс, наоборот, вкладывает много ресурсов в ограниченный набор моделей, которые они могут производить в значительных количествах. Именно поэтому президент Зеленский и украинское правительство объявили об ошеломляющих цифрах: Украина собирается произвести в этом году миллион FPV-беспилотников малой дальности, 10 000 беспилотников средней и большой дальности, из них 1000 - это БПЛА-камикадзе с дальностью полета до 1000 км.

- Кто сейчас производит дроны с большей скоростью - Украина или Россия?

- Если мы говорим о FPV-беспилотниках, то думаю, что гонка примерно равна, хотя, как утверждается, Россия производит больше беспилотников. По-моему, последняя цифра, поступившая из Украины, - это 50 000 FPV-беспилотников, выпущенных в декабре. В РФ их, вероятно, было произведено не меньше, по крайней мере. Но трудно оценить, потому что у нас нет большого количества отчетных данных.

- В своей статье в журнале The Economist главком ВСУ Валерий Залужный говорил о тупике в войне и добавлял, что выходом из него могут стать прорывные технологические инновации. Видите ли вы что-то на горизонте?

- И украинские, и российские обозреватели, военные блогеры и эксперты обеспокоены скорым появлением атакующего роя беспилотников. Эксперименты с ИИ и машинным зрением могут обеспечить более эффективное противодействие системам РЭБ, а также улучшить способность такого роя летать большой группой. Сегодня вам необходим оператор для каждого дрона, так? А что если оператор сможет контролировать несколько дронов, дюжину или десятки? Внезапно технология может оказаться гораздо более выгодной для наступательных или, наоборот, оборонительных действий.

Это пока все звучит противоречиво: российские обозреватели, с одной стороны, считают, что массовое применение FPV на одном участке фронта может позволить добиться преимущества именно им: наносить урон, уничтожать технику, солдат, вытеснять их с оборонительных позиций. Но в то же время, как мы знаем, все, что находится на поле боя, оказывается под наблюдением и в конечном счете может быть атаковано с помощью FPV-дронов противника. Причем этот сценарий может сработать как против россиян, так и против украинцев.

Так что даже если на одном из участков фронта российские военные осуществляют попытку прорыва, украинская оборона может успешно справиться с этим наступлением за счет ударов FPV-беспилотников, верно? Украинцы могут даже не находиться на линии боевого соприкосновения, а быть на 10-15-20 километров дальше и атаковать даже с помощью беспилотников большой дальности. Мы уже не так часто слышим о "Байрактарах" или "Орионах", верно? Они медленно летают, представляют собой удобные цели для ПВО, но у них очень хорошая оптика, и с помощью своих камер и сенсоров они могут обеспечить хорошими данными о ситуации на поле боя при том, что могут быть расположены далеко за пределами досягаемости каких-либо конкретных систем ПВО.

В России постоянно говорят, что победит та сторона, которая будет предлагать решения в промышленных масштабах. И я думаю, что это отчасти верно. Но что если обе стороны смогут вовремя адаптироваться? Поэтому я думаю, что патовая ситуация на фронте, о которой писал Валерий Залужный, - это гораздо более долгосрочная тенденция, даже если мы примем во внимание новые прорывные типы вооружений, такие как рои беспилотников малой или средней дальности, или даже роботы, идущие в атаку впереди солдат.

- Сэмюэл, ни для кого не секрет, что США из-за споров о госбюджете приостановили оказание военной помощи Украине. Могут ли европейцы заменить на какое-то время эту помощь в том, что касается беспилотников?

- (отрицательно качает головой).

- Не смогут?

- Ну, смотрите. В пакетах помощи были БПЛА Switchblade и Phoenix Ghost. Я не знаю, сколько их в эксплуатации. Никто не говорит об этом, я не вижу никаких открытых публикаций. Мы не видим свидетельств их использования в социальных сетях, включая Telegram. Это не значит, что их нет на поле боя. Но в то же время не похоже, что Украина получает тысячи таких беспилотников в месяц. Вероятно, они попадают в очень небольшом количестве.

Но, возможно, полезнее было бы получить защиту от БПЛА, иметь средства радиоэлектронной борьбы, которые, как неоднократно подчеркивало украинское правительство, Украине нужны и которые они хотят получить от Соединенных Штатов.

- Каким может быть ход войны в этом году?

- Думаю, что война, вероятно, будет похожа на ту, что мы уже видели. Даже на крупный технологический прорыв можно ответить зеркальным, параллельным технологическим прорывом, который может свести успех противника на нет. Ключевыми сферами будут, как мне кажется, противовоздушная оборона, защита от БПЛА и радиоэлектронная борьба. Тот, кто придумает способ свести на нет преимущество противника в FPV-дронах, вероятно, получит преимущество в этом конфликте. Это технологическая гонка, где на каждое передовое решение следует встречный ход, и так далее. И мы - в самом разгаре гонки.

Смотрите также: