Белорусские силовики получили сильнейшую психологическую травму после жестокого подавления мирных протестов после президентских выборов в августе 2020 года, и это без ущерба их здоровью не пройдет, уверена соосновательница Центра психологической помощи белорусам в Вильнюсе Ольга Величко. В ходе конфликта, поясняет она, есть как минимум две стороны, и не бывает такого, чтобы кто-то стал жертвой, а другая сторона избежала последствий.

Избиение людей не было стрессом для силовиков?

В белорусскую милицию, поясняет Ольга Величко, идут юноши с образованием ниже среднего, которые отслужили в армии и им был предложен весьма привлекательный для их возраста контракт. Самые амбициозные из них позже учатся в Академии МВД, и если посмотреть проходной балл туда, то он "ниже всех планок", и, следовательно, общий кругозор этих милиционеров крайне узок.

Далее, добавляет Величко, такой уже офицер приходит в систему МВД, где от него требуют молчать и быть исполнительным. Но, по ее словам, любой приказ нужно пропускать через призму критического мышления, а его у них нет - поэтому крайне мало сотрудников милиции понимают, когда приказ становится преступным.

Это значит, отмечает психолог, что у них не было стресса, когда они жестоко избивали в РОВД и ИВС тех, кто был задержан с 9 по 11 августа прошлого года во время акций протеста против фальсификации президентских выборов. Ситуация, продолжает Ольга Величко, изменилась лишь после выхода на улицы сотен тысяч людей - вот тогда стресс догнал силовиков, а открутить назад уже ничего не было возможно: "Они на уровне животного инстинкта понимали, что придется ответить за содеянное".

Декомпенсация системы и семьи сотрудников МВД

"Происходящее сегодня с силовиками можно описать медицинским термином декомпенсация", - говорит бывший замкомандира боевой группы спецподразделения "Алмаз" МВД Беларуси Игорь Макар. С 2006 года он живет в Литве, где получил политическое убежище, но по-прежнему поддерживает связь с коллегами. Сегодня, объясняет Макар, нарушены все функциональные обязанности обычных структур и спецподразделений МВД. Раньше любое нарушение дисциплины в них называлось разложением, а сейчас "такое разложение сотрудники видят во всех подразделениях", и оно не наказуемо.

Отсутствие позитива на службе сотрудники силовых ведомств компенсируют в семье. Но теперь в белорусских семьях все чаще возникают конфликты по политическим мотивам, констатирует Игорь Макар. Хуже всего, по его словам, когда родители - сторонники перемен и не хотят, чтобы их дети общались со сверстниками, родители которых работают в силовых структурах. Таких примеров, по выражению бывшего "алмазовца", уже масса, и "они сильно бьют по психике силовиков".

Мнение Макара разделяет и Ольга Величко. В данный момент она помогает справиться со стрессом девочке 12 лет, которая бежала с матерью из Беларуси за границу, а отец остался работать в милиции. "Школьница говорит на милицейском жаргоне, реагирует на некоторые вещи агрессивно, ее манеры общения иногда шокируют", - делится психолог.

Стигматизированная психология

"Поймите, работа в милиции - это как будто ты живешь в семье, в которой абьюзивные (уничижительные. - Ред.) отношения, и ты в ней каждый день и даже не можешь задуматься, что тут не так", - рассказывает Светлана Хилько, в прошлом выпускница следственно-экспертного факультета Академии МВД и дознаватель одного из столичных РОВД.

После окончания контракта с МВД она ушла в IT-сферу и потом уехала в США. А теперь отвечает за реформу МВД в Народном антикризисном управлении (НАУ), созданном Павлом Латушко. Помочь сотрудникам милиции некому, считает Хилько, психологические проблемы не решаются ни в Академии МВД, ни в подразделениях: "И сегодня силовики терроризируют белорусов, а посттравматический синдром (ПТС) терроризирует силовиков".

Симптомы ПТС просты - нежелание заходить в помещения, где били людей, нарушение сна, чувство вины, необоснованная агрессия, сбой сердечного ритма и даже паранойя - все это, констатирует бывший дознаватель, уже есть. Но любое предложение об оказании психологической помощи, подчеркивает она, высмеивается и стигматизируется начальством. В Первомайском РОВД Минска, где работала Светлана Хилько, поход к психологу считался у сотрудников наказанием и даже угрозой: направление к такому специалисту зачастую ставит крест на карьере.

Эффективность работы психолога в силовых подразделениях Беларуси равна нулю, подтверждает Виктория Мельникова, еще год назад занимавшая эту должность в одной из структур МВД, а позже покинувшая страну. Проблему Мельникова  видит в выстроенной иерархии. Психолог, по ее словам, воспринимается рядовыми сотрудниками МВД как средство дополнительного давления, некий карающий орган или "как дополнительное препятствие при устройстве на службу, которое нужно преодолеть, к нему просто нет доверия".

Есть ли выход для белорусских силовиков?

А последствия стресса у белорусских силовиков печальны, признает Ольга Величко, ссылаясь на соответствующие новости. В середине октября бывший начальник Ганцевичского РОВД, руководивший разгоном акции протестующих, попал на обследование в психбольницу из-за суицидальных мыслей. В конце мая покончил с собой начальник изолятора Полоцкого РОВД, чуть раньше был найден повешенным полковник в отставке, который в августе прошлого года отвечал за подавление протестов в Бресте.

И если даже не брать в расчет такие крайности, уточняет Светлана Хилько, следует вспомнить о проблемах с алкоголем у сотрудников силовых ведомств. У них, по выражению Хилько, из-за на самом деле тяжелой работы подорвано здоровье, и ранняя пенсия тут не помогает - среди милиционеров высокая ранняя смертность. Такой вывод она сделала, глядя на ее одногруппников, которым всего по 35-36 лет: "По сути, это глубоко несчастные, обманутые люди".

В рамках НАУ Хилько оказывает психологическую помощь белорусским силовикам через анонимный сервис. Как его найти, они знают. Но правда жизни такова, сетует Светлана Хилько, что общество не встретит это с пониманием, ведь работников таких ведомств многие в стране сейчас считают преступниками: "Можете осуждать меня, но, да, к нам обращаются люди, которые и в данный момент работают в органах. А другого варианта для компромисса (в обществе. - Ред.) просто нет".

Смотрите также: