Белоруску Алесю Буневич задержали в апреле 2022 года, когда она временно вернулась в Беларусь из Литвы, где жила около года. Вначале Буневич обвиняли в "терроризме", но в итоге судили за "умышленное незаконное пересечение госграницы" (ч. 3 ст. 371 УК). Ее приговорили к 3,5 годам колонии, после апелляции срок сократили на год. В мае 2024 года политзаключенная вышла на свободу и уехала в Литву, где у нее оставались муж и сын.

Белоруска рассказала DW, как прощалась с жизнью во время допроса в лесу, через что пришлось пройти в заключении и почему политические узники теряют надежду.

Хотела помочь белорусам бежать в Литву

Алеся Буневич много лет была в оппозиции, во время выборов 2010 года работала в команде кандидата в президенты Андрея Санникова, участвовала в акциях протеста. Белоруска не могла остаться в стороне и от событий 2020 года. В феврале 2021 года ее задержали во время прогулки с группой лыжников по лесу под Молодечно. Милиция посчитала это незаконным массовым мероприятием. Несколько суток до суда она провела в изоляторе, затем ей дали штраф и отпустили. После этого женщина уехала в Литву, где открыла типографию и магазин белорусской национальной символики.

Весной 2022 года Алеся решила ненадолго съездить в Беларусь. По словам героини, у нее были и собственные планы, и необходимость исследовать местность на границе с Литвой: безопасно ли там переходить границу белорусам, которые бегут от преследования властей.

Пока Алеся была в Беларуси, к ее мужу обратились активисты, которым как раз нужна была такая помощь. У одного из них получилось перейти границу.

"На другой день снова появилась необходимость срочно перевести парней. Кто они, я не знала. Мне в принципе без разницы, когда люди обращаются к такому варианту, понятно, что это какая-то патовая ситуация, - рассказывает собеседница. - У меня была задача, условно говоря, постоять "на шухере", посмотреть, чтобы не было пограничников в это время".

Как выяснилось позже, переходить границу должны были в том числе двое "рельсовых партизан" - жители Бобруйска Дмитрий Климов и Владимир Аврамцев. Они обратились с запросом на эвакуацию в объединение бывших белорусских силовиков Bypol, а Bypol - к мужу Алеси.

"Эти парни на тот момент уже были задержаны. Конечно, мы с мужем об этом не знали", - говорит Алеся.

"Они пошли на сотрудничество с КГБ"

Вместо активистов к границе приехал КГБ, женщину задержали. По ее мнению, это подпортило операцию силовиков: она перестала выходить на связь, а ее муж в Литве понял, что "что-то пошло не так, и свернул этот переход".

Несмотря на то, что Алесе во время допросов постоянно говорили, что "рельсовые партизаны" ее "сдали с потрохами", она уверена, что рассказывать им было нечего, "потому что мы никогда в жизни ничего друг о друге не слышали".

"Они пошли на сотрудничество с КГБ. Чтобы делала я с простреленной ногой (при задержании Дмитрию Климову прострелили колено. - Ред.) и избитая до полусмерти? Думала бы о своей жизни, в первую очередь", - говорит белоруска.

Сама Алеся также прошла через пытки после задержания: силовики ее избивали и даже душили. Она признается, что в какой-то момент в лесу "просто попрощалась с жизнью" - "будет безымянная могилка, никто даже не будет знать, где я".

"Хотели, чтобы я объявила, что я и мой муж завербованы литовскими спецслужбами"

Человек, который ее душил, оказался оперативником могилевского КГБ, с которым Буневич в дальнейшем пришлось встречаться почти каждый день: "Когда он начал со мной разговаривать уже в КГБ, а не в лесу, начал извиняться, поил меня кофе, покупал булочки какие-то, бегал мне за прокладками, потому что я отказывалась разговаривать, пока не дадут гигиенические средства".

"От меня требовали признания, хотели интервью, Ксения Лебедева (белорусская пропагандистка, находится под западными санкциями. - Ред.) приезжала за ним. Хотели, чтобы я объявила, что я и мой муж завербованы литовскими спецслужбами", - рассказывает о допросах героиня. Также Буневич пытались обвинить в связях с Bypol, но там публично заявили, что ее не знают.

Женщина предполагает, что заявление Bypol и то, что она на самом деле ничего не знала о "рельсовых партизанах", повлияло на то, что окончательное обвинение ей предъявили не по "террористической" статье, а за "умышленное незаконное пересечение госграницы" РБ.

Надзирательницы устраивали "голые шмоны"

За время заключения Алеся побывала в изоляторах временного содержания (ИВС) в Гродно и Могилеве, могилевском СИЗО, СИЗО при гродненской тюрьме №1, в женской колонии в Гомеле.

По мнению политзаключенной, хуже всего к арестантам относились сотрудники могилевского ИВС. Там забирали обувь и куртки, хотя в камере было холодно, не давали постельное белье, одеяла, средства гигиены. Всю ночь в камере работало радио и горел свет, людей постоянно будили и заставляли сдавать рапорт.

Сотрудницы пять раз в день могли устраивать так называемые "голые шмоны" - проверки, во время которых заключенных раздевают догола. Надзирательницы выбрасывали их белье на коридор, где находились, в том числе мужчины, и женщины вынуждены были голыми бежать за своими вещами.

"Грязным пальцем (надзирательница. - Ред.) лезет тебе в рот, ищет там что-то. Больше нигде я с таким не сталкивалась", - рассказывает Алеся. 

"Через эту камеру прошли люди с твоими взглядами"

Но даже в самых нечеловеческих условиях политзаключенные находили возможность выразить свою позицию. Алеся вспоминает, например, что на тюремной миске кто-то нацарапал "Жыве Беларусь!", а на стене карцера - портрет Тихановской. Политзаключенную туда забросили со словами: "Посиди теперь в камере со своим президентом". "Ты понимаешь, что через эту камеру прошли люди с твоими взглядами", - делится собеседница.

В Могилевском СИЗО после ИВС, по словам женщины, "было терпимо". Но там все было организовано так, чтобы политзаключенные "нигде никак не пересекались". Тем не менее, они сумели организовать своеобразную перепись единомышленников. На стене тюремного дворика кто-то нарисовал сердце, кулак и знак V - символ объединенного штаба Светланы Тихановской на выборах 2020 года. Под этим изображением сторонники перемен ставили крестики. Крестиков было много, отмечает Алеся.

В гродненской тюрьме изолировать политзаключенных друг от друга  было уже невозможно. В переполненных камерах могли сидеть двое-трое оппонентов власти. "Бытовые условия там просто жуткие: и карцер, и просто камеры, и дворики, которые похожи на колодцы, - что вышел, что не вышел на улицу", - отмечает героиня.

"Я не хочу верить, что эти жуткие сроки могут быть до конца отсижены"

Алеся не хочет публично рассказывать о других политзаключенных - боится, что каждое слово в СМИ может быть использовано против них.

Она вспоминает, что если раньше женщины в гомельской колонии обсуждали, "как будет классно, когда мы все выйдем в один день", то в конце ее срока темы освобождения все избегали.

"И вот ты выходишь, они тебе искренне желают всего наилучшего, прощаются с тобой со слезами на глазах. Но ощущение: может, я лучше еще посижу, потому что и они сидят. С каждым человеком, который выходит по окончании срока, мне кажется, гаснет надежда, что что-то изменится", - считает белоруска. 

По словам Алеси, среди политзаключенных немало женщин пенсионного возраста, которым администрация все время твердит, что они выйдут из колонии "ногами вперед". "Я не хочу верить, что эти жуткие сроки могут быть до конца отсижены", - говорит собеседница.

Сама Алеся сейчас в безопасности, в конце июня женщина, несмотря на надзор силовиков, смогла уехать в Литву, где встретилась с мужем и сыном. "Я очень переживала, что вернусь, а ребенку уже почти 12 лет. Боялась, что он будет думать, что мама его бросила, - делится переживаниями героиня. - Но я как раз застала его в таком состоянии, когда он еще не успел достичь границы взросления. Он такой классный, он нежится все время. Ему хочется обниматься, вместе что-то делать. Надеюсь, у нас эмоциональная связь восстановилась".