Активистка "Феминистского антивоенного сопротивления" и писательница Дарья Серенко в интервью#вТРЕНДde рассказала о своей деятельности, своих книгах, о том, как действует антивоенное подполье в России и сможет ли Юлия Навальная стать президентом РФ. Фемактивистка не исключает того, что займется политикой, вернувшись в Россию. Сейчас Дарья Серенко живет в Грузии. На родине против нее возбуждено уголовное дело.  

Константин Эггерт: Фейковый поэт Геннадий Ракитин публиковал переводы стихов нацистских авторов и собрал у себя "в друзьях" 95 депутатов, 28 сенаторов и других видных представителей путинского режима. Вам, как арт-активистке, эта акция кажется эффективной?

Дарья Серенко: Когда я об этом узнала, то подумала, жаль, что я сама этого не сделала, потому что это похоже на мои поэтические проекты. Если у этого была перформативная пранковая цель, то она достигнута. Никто ничего не распознал: эти стихи побеждали на конкурсах, печатались в сборниках "Z-поэзии". Это еще одно доказательство и фашистской эстетики, и фашистской риторики режима.

- Вы рассчитываете когда-то вернуться в Россию? 

 - Да, все еще рассчитываю. 

 - Представляете, вы приедете, и люди скажут, что вы их фашистами называли. Не боитесь?

 - Я не называю людей фашистами. Режим фашистский, и риторика, и эстетика спускаются сверху вниз. Человек - субъект, у него есть свобода воли, у него есть собственное мнение, я не люблю рассуждать о людях, как о жертвах пропаганды. У нас есть мы, у нас есть то, что с нами делают, это все сливается, и мы совершаем какой-то выбор - злой или добрый, верный или неверный. У меня нет противопоставления, что есть я, а есть какие-то люди внутри России. Во-первых, я знаю множество людей в России, которые пожертвовали многим для того, чтобы не поддерживать эту войну. Во-вторых, я учитываю то, что путинский режим делает с людьми.

- Каковы отношения большинства с этим режимом, который на них воздействует? 

- Я не могу сказать, о каком-то магистральном векторе, но из моего широкого круга общения многие выбирают безопасную стратегию самосохранения - быть вне политики. Я не знаю, как бы себя вела, находясь в стране. Если бы я была в тюрьме, там понятно, там нужно надевать героическую маску и показывать, как тюрьма не ломает тебя. А если бы я ушла в подполье, как большинство активистов, которые действуют сейчас анонимно, возможно меня бы это переломило так, что я бы ушла из активизма. Допускаю такой вариант. Поэтому мне сложно понять, как люди могут себя из этого вытащить, если они понимают, что это угрожает их жизни, жизни их детей, родственников. Они выбирают реакцию замирания.   

- Каким должен быть подход к этим людям? 

- Коммуникация с людьми других взглядов должна строиться на том, чтобы не пытаться их переубедить. Это урок смирения, потому что понимаешь, что ты прав, на твоей стороне гуманизм. Но если ты хочешь действительно создать связь с человеком, нужно отказаться от идеи переубедить его. Самое опасное и в диктатуре, и в пропаганде - это изоляция внутри людей с теми же взглядами. Диктатура изолирует: вот здесь "иноагенты", а здесь люди, которые смотрят телевизор и получают информацию только оттуда. Большое значение имеет расторжение этих "пузырей". Как только у человека появляется с тобой эмоциональная связь, даже если вы категорически не согласны друг с другом, это дает другую оптику, ты понимаешь, как мыслит другой. Когда человек воспринимает тебя на равных, это может растопить лед между вами. 

- Как вы оцениваете состояние активистской среды в России?

- У "Феминистского антивоенного сопротивления" много активистов в России. Мы полностью пересмотрели наши стратегии, потому что многие не привыкли работать в подполье. Это абсолютно другие регламенты безопасности: кибербезопасность, полная анонимизация, целая инфраструктура. Только анархисты, мне кажется, были более-менее готовы к такому уровню подполья, а мы - нет. Но даже в этих условиях активистов очень много, они продолжают работу: строят сетки антивоенных сообществ, объединяются в подпольные клубы, сохраняют нормальное академическое знание и распространяют его. Подпольные школы историков, журналистов, активистов - это все есть. Если рассыпятся эти гражданские связи, то люди не смогут помогать украинским беженцам, находящимся на территории России, проводить антивоенные акции, партизанские вылазки, распространять сведения, как отказываться от военной службы и многое другое. Вся эта работа ведется.

- Нужно ли оказывать поддержку ВСУ, жертвовать на дроны, публиковать украинские пропагандистские агитационные материалы?

 - Каждый должен решить сам эту этическую дилемму. Я вижу, что есть конфликт между радикальным крылом, которое выступает за вооружение Украины или за вооруженное восстание, и менее радикальным крылом. Мне кажется, не должно быть этого конфликта. Лично я, как частное лицо, размещаю сборы, когда меня просят украинские коллеги, на амуницию для украинских военных или на скорую помощь для передовой. Но я же и призываю помогать мирным жителям Белгорода. Я одновременно проживаю в себе обе эти позиции, потому что мой феминистский взгляд на реальность такой: от войны, прежде всего, страдают женщины и дети. Понятно, что со стороны Украины сильнее, а со стороны России эффекты другого рода. Милитаризация общества ведет к увеличению домашнего и сексуализированного насилия в стране. Моя феминистская оптика - это оптика заботы о мирных жителях, для меня это очень важная вещь. 

- Как с людьми говорить? Как все это доставить туда, в Россию? 

- По социологическим данным, уровень поддержки войны падает. Возможно, сейчас нужны методы мягкого воздействия. Есть замечательный проект "Надо говорить" про восстановление контакта со своими родственниками. Даже если они, на ваш взгляд, "ватники", "зэтники", помогите им выйти из идеологического пузыря, общайтесь с ними. Когда люди мыслят себя вне политики, они замыкаются на частной жизни. Исследования показывают, люди готовы говорить о политике только в частном кругу. Значит, у каждого из нас есть свое маленькое непаханое поле, поле самых близких людей, где это воздействие возможно. 

- В эпоху перестройки и раннего Ельцина были лидеры общественного мнения, на призывы которых общество откликалось. Сегодня таких людей в России, судя по всему, нет. Почему? 

- Сложно на самом деле оценить эффект. Например, Алла Борисовна Пугачева осталась верна себе и открыто заявляет о своей позиции. В комментариях под ее постами очень многие пишут, что она осталась верна своим принципам, очень их поддерживает. То есть на них она влияет. Но если мы предположим, что вы правы, то выскажу свои домыслы: люди не хотят иметь дело с политическими высказываниями. Они устали, потому что очень много лет наша власть рассматривала людей как объект. У людей абсолютно отсутствуют демократические практики, ощущение "я право имею", "я вообще на что-то влияю".  Люди говорят до сих пор, что политика - грязное дело. Все, что мы можем сделать - вверить себя в руки "знающих людей".

  - Вы пишите книги. Они, наверное, скоро вообще исчезнут из продажи? Как продвигать книги "иноагентов"? 

  - Я думаю, будут исчезать. Тут очень многое зависит от смелости малого книжного бизнеса, который поголовно оппозиционный и сильно старается сохранять эти книги, прятать, как-то балансировать, чтобы не попасть под уголовное дело, и чтобы книги попали к читателю. Моя стратегия как авторки в этой ситуации - с последней своей книги я не получаю роялти, я отдала ее на бесплатное распространение в издательство "Медуза". Моя книга висит в открытом доступе. Я думаю, что у нас наладится новая история про "тамиздат": мы издаем книги за границей и потом осторожно ввозим в Россию. Но я боюсь следующего этапа, когда наши книги признают экстремистскими материалами, и тогда станет опасно их хранить дома.

- Как вы и ваши коллеги по феминистскому движению представляете себе ту самую прекрасную Россию будущего? 

 - Я состою в горизонтальном движении, и мы очень чувствительны к тому, чтобы один человек не говорил за всех. Я всегда делаю этот дисклеймер. Если говорить обо мне, очень важно, чтобы у этой довольно абстрактной России будущего была феминистская внешняя политика. Это раздел политического поведения, когда страна ведет себя не маскулинно, развязывая войны и совершая насилие, а когда идет путем дипломатии и переговоров. Есть много практик феминистской внешней политики. В Швеции даже на государственном уровне провозгласили, что у них феминистская внешняя политика, не агрессивная, сдержанная, мягкая.

 - И она вступила в НАТО. 

  - Это было следствием эскалации и милитаризации России.

- Ваша идеальная Россия должна сама отказаться от ядерного оружия? 

- Я в целом за всемирное ядерное разоружение, но прекрасно понимаю, что это нереалистичный сценарий, где Россия разоружается, когда остальные не разоружаются. Я должна мыслить прагматично, а не на уровне утопий. Я не верю, что Россия может разоружиться одна. И что на это пойдут какие-либо люди во власти, даже если они будут феминистками. А про внутреннюю политику часто слышу: "Женщины потом, ЛГБТК+ люди потом, мигранты потом, люди с инвалидностью потом, все потом, главное сначала победить основное зло". Я с этим не согласна. Внутренняя политика должна быть направлена на поддержку уязвимых людей, тогда это изменит социальный климат в стране, снизит градус насилия и ненависти. Если у нас в каждом городе будет кризисный центр для пострадавших от насилия, это сильно изменит общество. 

- Какой должна быть политическая структура России? 

- Парламентская республика. Президент (или президентка) должен быть ограничен в правах, но должен иметь право вето. 

 - Должна ли быть ограничена деятельность каких-либо политических партий? 

- Я считаю, даже мои идеологические враги, ультраправые, могут создать свою партию и проиграть или, к сожалению, выиграть на демократических выборах. Более того, если этих людей запрещать, они уйдут в подполье и там еще больше радикализируются. И мы имеем то, что имеем - насилие на улицах, над мигрантами и людьми другой национальности. Но у нас должны быть четкие законы, которые ограничивают проявления ненависти. Сейчас закон часто не встает на сторону жертв. 

- Российское общество готово к политическим лидерам-женщинам?  

- Конечно, готово! К чему тут готовиться? На свободных выборах достойную кандидатку с достойной программой изберут. Но не потому, что она женщина, а потому что она достойная кандидатка.

- Юлия Навальная - достойная кандидатка? 

- Безусловно, достойная. Думаю, что и я была бы достойной кандидаткой на выборах. Только мне нужно еще научиться некоторым вещам. Если бы я решила, что через пять лет буду баллотироваться в президенты, я бы уехала из столицы и пожила бы в разных регионах, чтобы лучше понимать свою страну. Потому что мы часто рассуждаем о России, как о какой-то гигантской абстракции, которую мы не знаем. Она такая разная. Мне бы хотелось ее лучше знать.