2022-й год, сентябрь. Пока на улицах Тегерана и других городов Ирана разгораются протесты, вызванные гибелью Махсы Амини от рук сотрудников Назидательного патруля, отец семейства Иман (Миссаг Зарех) получает повышение по службе. Теперь он судебный следователь, ежедневно собирающий доказательную базу против обвиняемых в особо тяжких преступлениях.

Новость о продвижении по карьерной лестнице близкие воспринимают по-разному: жена Наджме (Сохейла Голестан) пытается поддержать супруга, а дочери относятся с опаской. Старшая Резван (Махса Ростами) и младшая Сана (Сетаре Малеки) на своем опыте узнают о жестокости властей, когда их подруге Садаф (Нюша Ахши) выстрелят в лицо дробью во время разгона студенческих протестов.

Полностью меняет взаимоотношения между родственниками другое событие: Иман получил служебный пистолет, который после пары дней хранения дома исчезает. В краже мужчина подозревает дочерей, а потому устраивает им допрос.

Иранское кино и эзопов язык выживающих

Разговор об иранском кино стоит начать с перечисления фамилий известных, ныне живущих режиссеров и описания их судеб. Мохсен Махмальбаф: покинул Иран после попытки убийства со стороны властей. Джафар Панахи: несмотря на многочисленные дела, тюремные сроки и задержания, живет в Иране. Мани Хагиги: ему запрещен выезд из страны, живет в Иране. Асгар Фархади: сталкивался с давлением властей. Иранское, прежде всего фестивальное кино - это результат многолетнего выживания художников в агрессивной среде, их попытка разговора на важные социальные и политические темы в авторитарном государстве.

Одним из первых лидеров кинематографа после Исламской революции 1979 года стал Аббас Киаростами ("Вкус вишни"), показавший, как поэтическим языком можно пронзительно говорить о любви, проблемах общества, укутывать и прятать актуальные сюжеты в метафоры. Следующее поколение авторов, чьим лидером стал ученик Киаростами Джафар Панахи ("Такси"), переняло "эзопов" язык своих учителей, заговорив при этом более открыто о кризисе иранского социума. Многозначительные паузы, недоговоры, фигуры умолчания, игра глазами - эти элементы киноязыка, как и некомфортные для актеров композиции кадра, передают ощущение цензуры, будто фильму постоянно что-то мешает.

Иранским режиссерам постоянно запрещают работать, обвиняя в "пропаганде борьбы против государственной системы". Такова и судьба Мохаммада Расулофа, обладателя “Золотого медведя” Берлинского кинофестиваля за альманах "Зла не существует" (2020), победителя секции "Особый взгляд" Каннского кинофестиваля за драму "Неподкупный" (2017). Расулоф множество раз был задержан полицией, получил несколько тюремных сроков, ему отказывали в выезде из страны и запрещали снимать кино.

Его последнее на данный момент произведение "Семя священного инжира", как и его работа "Прощай" (2011), частично основано на опыте взаимодействия с государственной машиной террора. В картине “Прощай” главную героиню Нуру лишают адвокатской лицензии после ареста ее мужа-журналиста, и женщина решает уехать из Ирана, потому что "…лучше быть пришельцем в чужой стране, чем на родине". В 2010 году Расулоф был заключен под стражу, а "Прощай" стало его рефлексией на тему собственного отъезда.

С "Семенем священного инжира" - схожая ситуация: режиссер участвовал в протестах 2022 года, вызванных убийством Махсы Амини сотрудниками Назидательного патруля, контролирующими правильность ношения хиджаба. В этих же демонстрациях участвовал и Джафар Панахи, оба они попали в тюрьму, но после были выпущены. Хотя в отличие от Панахи, снимающего в последние годы игровое кино с собой в главной роли (например, в его "Без медведей" 2022 года режиссер дистанционно ставил выдуманный фильм в Турции, а сам думал о нелегальном переходе границы), Расулоф не появляется в кадре и снимает кино по мотивам реальных историй, его фильмы не менее правдивы.

Размытие границ в иранском кино

"Личное - это политическое" - этот лозунг использовали и используют многие движения, отвоевывающие свои права у государства. В иранском кинематографе ярко видно, как законы, насилие со стороны властей проникают в частную жизнь граждан, которые пытаются абстрагироваться от общественных катаклизмов и не замечать окружающие их тихие или громкие кошмары.

Типичная черта иранского кино - жесткое деление пространства. Основное действие картин редко происходит на улице, чаще всего - в разных помещениях, где царит своя "архитектура" общения. Так, если женщину одну без супруга не заселят в отель, а в офисе турагентства будут относиться ней с подозрением и пренебрежением, то в кабинете гинеколога между двумя равными по социальному статусу людьми возникает общий язык и сочувствие.

Эти невидимые границы общества диктуют сюжеты, создают напряжение и выступают неким барометром, чутко реагирующим на любые изменения в микромирах фильмов. Пример этого принципа - появление пистолета в доме Наджме и Имана, репрезентирующее собой смену баланса сил. Теперь у отца появилось оружие (власть), он начинает себя по-другому вести, его государственное положение подминает под себя семью.

Если в начале "Семени священного инжира" дочери и жена дома не покрывались, а на улице надевали лишь легкий платок светлого цвета, то, чем сильнее разгорается масштаб демонстраций, чем параноидальнее и религиознее становится отец, тем темнее становится цвет шейлы, сменяемой хиджабами. Через эти маленькие, но важные детали гардероба Мохаммад Расулоф показывает иранское общества, построенное на иерархии общения. Стирается граница между миром работы и миром дома, служебные практики общения отца просачиваются в мирную жизнь и используются уже против близких.

"Семя священного инжира" и женская доля в Иране

Жертвами патриархального мира становятся прежде всего женщины, ущемленные в правах и занимающие второстепенную позицию по сравнению с мужчинами (о нелегкой мужской доле Расулоф снял "Зла не существует"). Этому дисбалансу посвящены многие иранские картины, а "Семя священного инжира" демонстрирует, к чему приводит безраздельное могущество людей. Если сначала отец Иман только легко спорил с дочерьми о политике и без конфликтов общался с женой Наджме, то впоследствии, когда мать встает на сторону дочерей, подозреваемых в краже пистолета, мужчина сразу задумывается о женском заговоре и обвиняет всех во лжи.

То, как быстро меняется отношение к близким, как их личность сначала заменяется стереотипами о гендерных ролях, а затем полностью стирается, является основной пугающей линией произведения. В один момент фильма отец перестает быть членом семьи: теперь он государственный служащий, который должен выполнить свою работу под страхом наказания, а потому устраивает родственникам допрос. Невозможно отгородиться от зла, изолировать его за стеной - оно пробьется сквозь любые барьеры. И это эффектно демонстрирует "Семя священного инжира".

Мухаммад Расулоф нащупал пульс времени

Кино Мухаммада Расулофа можно было бы обвинить в реакционизме, сказать, что он снял яркое кино на "горячем материале", но нет ничего сложнее, чем работать с актуальным материалом. Это видно по многим "ковидным" фильмам, большинство из которых провалились и не смогли интересно раскрыть тему (редкое исключение - "Неудачный трах, или Безумное порно" румына Раду Жуде).

Расулоф же создал четко выстроенный психологический триллер, где новостная повестка - лишь фон и триггер событий, а не основной движущий элемент произведения. Ему было важнее показать, как эхо политических действий доносится до каждого, меняет всех людей, их язык, внешность и отношения. Сделал это автор с привычной для него расстановкой, пустынными помещениями, яркими цветовыми акцентами, тяжелыми паузами в диалогах и несколькими открыто метафорическими кадрами и деталями.

Поэтому "Семя священного инжира" - это не измена своему стилю, а лишь доказательство того, что большой мастер может справляться со сложным, еще не обработанным ранее никем материалом и нащупать пульс времени.