Председателю совета правозащитного центра "Мемориал" Олегу Орлову грозит до пяти лет лишения свободы по открытому против него в России уголовному делу. Правозащитника обвиняют в повторной "дискредитации" российской армии. Поводом для возбуждения дела стал пост на странице Орлова в Facebook со ссылкой на его собственную статью "Им хотелось фашизма. Они его получили", опубликованнуюво французском интернет-издании Mediapart.

3 июля состоялось второе заседание по этому делу, где выступили активисты движения "Ветераны России", ранее написавшие донос на Орлова, и математик Наталья Крюкова - один из авторов лингвистической экспертизы его статьи. DW поговорила с Олегом Орловым о преследованиях "Мемориала" и его сотрудников, о работе правозащитников в РФ в условиях репрессий.

DW: Против вас выдвинуты обвинения по статье о повторной "дискредитации" российской армии - за перевод на русский язык вашей же статьи "Им хотелось фашизма. Они его получили", который вы опубликовали в Фейсбуке. Стало ли для вас неожиданностью это обвинение?

Олег Орлов: Нет, неожиданностью для меня оно не стало. Я понимал, что это может случиться. В марте прошлого года нас - большую группу "мемориальцев" - доставили в Следственный комитет на допрос по другому делу - по совершенно абсурдному обвинению в "реабилитации нацизма". Нас начали допрашивать, и по тому, как они себя со мной вели, я понял, что против меня готовится что-то еще. И мне действительно предъявили обвинение в "дискредитации" Вооруженных сил России.

- Вы рассказывали, что поводом для вашего уголовного преследования стал донос двух участников движения "Ветеранов России". Эта же организация ранее обвинила "Мемориал" в "реабилитации нацизма". Что это за движение? Почему они уже не первый год ведут борьбу с "Мемориалом" и его сотрудниками?

- Организация "Ветераны России" - это люди из числа разных силовых ведомств, которые являются ветеранами боевых действий: из Минобороны, из МВД, из "Росгвардии", из ФСИНа. Двух свидетелей обвинения допросили на втором заседании по моему делу, и они там очень ярко раскрылись. Выяснилось, что директор этого движения - вообще не ветеран, и непонятно, как он там оказался. А второй свидетель - из МВД, в какое-то время он служил в ОМОНе, обладатель судимости за нанесение в пьяном виде тяжких телесных повреждений человеку на улице. Обычно по такой статье приговаривают к лишению свободы, но поскольку он "ветеран", ему дали условный срок. Воевал на Северном Кавказе и даже, как он сказал в суде, успел немного повоевать в Украине.

До того, как было образовано это движение, существовала "Партия ветеранов России". В нее входили люди, которые очень сожалеют о распаде Советского Союза, с тоской вспоминают советское прошлое, готовы реабилитировать Сталина и сталинизм и хотели бы полного подавления свободы слова. Они откровенно говорили, что их политической целью является уничтожение тех, кто в России придерживается противоположных взглядов. Эта партия, очевидно, была создана для пропагандистских целей, у них не было ни сил, ни желания участвовать в политической борьбе и выборах, поэтому их ликвидировали по решению властей. И тогда они создали общероссийское движение "Ветераны России". Они открыто признаются, что часть их деятельности - это написание доносов. Разумеется, они называют это не доносами, а жалобами и обращениями в следственные органы на тех, кто, по их мнению, неправильно себя ведет. И "Мемориал" - одна из их главных целей.

- Российские власти ведут борьбу с "Мемориалом" и его сотрудниками не первый год. Вначале правозащитный центр признали "иноагентом", а в 2021 году его ликвидировали по решению суда. Почему теперь они преследуют вас? 

- Они преследуют меня, потому что я остаюсь в России и позволяю себе говорить. Их очень раздражали мои одиночные пикеты. Ну, и, конечно, меня преследуют, в том числе, и на фоне общего преследования "Мемориала". Пока что они не привлекли никого по статье о "реабилитации нацизма". Есть уголовное дело, проводится экспертиза изъятых у нас материалов - но мы все свидетели. Обвинения не предъявили никому. Вполне очевидно, что их цель - выдавить нас из России. Им очень хочется, чтобы все уехали, чтобы в России никого из нас не осталось. В Европе мы можем говорить, что угодно, а отсюда нас надо выгнать. Но "мемориальцы" не уезжают и продолжают говорить, а жизнь показывает, что "Мемориал" жив и работает. Им это не нравится. Значит, в будущем привлекут кого-то и по этому абсурдному обвинению о "реабилитации нацизма".

- Олег Петрович, а почему вы не уезжаете?

- Я не уезжаю по нескольким причинам. Часть моих друзей и коллег, "мемориальцев", в том числе, уехали, и я поддержал их выбор, а некоторых коллег я даже агитировал уезжать, потому что какие-то важные направления нашей работы сейчас можно осуществлять только за пределами России. Например, вести списки политзаключенных. Если это делать здесь, может произойти так, что они пересажают всех, кто этим занимается. Для себя я не видел варианта, при котором я мог бы так же эффективно работать за пределами России, как здесь. Мои коллеги из "Мемориала" работают, в том числе, на Северном Кавказе. И уезжать руководителю направления в безопасное место, оставив коллег в опасности, мне казалось не самым правильным. Поэтому пока я еще хоть как-то могу работать в России, я буду оставаться здесь. Это первая причина.

А вторая - мне кажется, из России мой голос более слышен. У меня берут интервью, встречаются со мной, говорят - это все часть моей работы. Я должен это делать. Моя небольшая статья "Они хотели фашизма. Они его получили", в которой я доказываю, что режим, сформировавшийся в России после начала войны, можно назвать фашистским, получила такой колоссальный резонанс и распространение, на который я даже не рассчитывал. Спасибо тем, кто возбудил уголовное дело, - без них бы так не получилось.

- На фоне ситуации, которая сейчас сложилась в России, остался ли в стране гражданский институт правозащиты? И какие инструменты у правозащитников еще есть?

- Гражданский институт правозащиты остался, но ему очень трудно и тяжело. Правозащитники работают даже в самом страшном регионе России в плане нарушения прав человека - в Чечне. Один из последних примеров - то, что произошло 4 июля при оглашении приговора по сфабрикованному делу в отношении похищенной из другого региона России женщины (Заремы Мусаевой - Ред.). Кто защищает ее в Чечне? Гражданское общество - в данном случае, наши друзья и коллеги из "Команды против пыток" и адвокат Александр Немов. Туда же приехала Елена Милашина, известная журналистка "Новой газеты". На них напали вооруженные люди,  жесточайшим образом избили, адвоката пырнули ножом, оба получили серьезные травмы и их вывозили (из Чечни в Беслан, а затем - в Москву. - Ред.). А кто вывозил? Правозащитники, в частности, наши друзья и коллеги из "Команды против пыток" и "Новой газеты". Вот вам пример, в каких условиях работает гражданское общество. Но мы работаем.

- А что, на ваш взгляд, могло стать причиной нападения на Милашину и Немова?

Нападение было, прежде всего, на Лену Милашину. Александр Немов прекрасный адвокат, бесстрашный адвокат, "Мемориал" с ним тоже много сотрудничал по очень тяжелым и опасным делам: по похищениям в Чечне, по внесудебным казням. И, конечно, его приезд тоже вызывает раздражение. Но Милашина является давним личным врагом Рамзана Кадырова. Он не раз называл ее врагом народа, пособником терроризма. Каждая ее публикация и каждое появление в Чечне вызывает истерику со стороны руководства республики. И это была месть ей. А еще это был такой демонстративный показ всем, кто еще захочет приехать в Чечню: те, кто про нас пишет плохо или выступает против нас, не приезжайте.

- Давайте вернемся к процессу по вашему делу. Доказательством вашей вины для обвинения стала лингвистическая экспертиза вашей статьи, проведенная учителем математики Натальей Крюковой и переводчиком Александром Тарасовым. Помимо того, что у них нет необходимой квалификации для экспертизы, текст полон грамматических и пунктуационных ошибок, а какая-то его часть списана с сайта студенческих рефератов. Чем объяснить то, что власти не пытаются создать даже иллюзию серьезной критики вашей позиции, чтобы придать суду хотя бы видимость правосудия?

- А для чего им создавать видимость правосудия? Любая экспертиза, написанная хоть левой ногой, которая подтверждает мою виновность и играет на руку обвинению, будет принята на стадии следствия и пройдет, как они считают, на уровне суда. И то, что нам удалось вызвать в суд и допросить одного эксперта, а на следующее заседание придет второй, - это большое достижение. И очевидный, безусловный прокол следствия и прокуратуры. Они не понимали, насколько Крюкова беспомощна как эксперт, насколько она не умеет отвечать на вопросы, насколько эта экспертиза не соответствует никаким нормам и стандартам.

И следователь, и прокуратура - они же смотрят: вот экспертиза, вот выводы. Что еще надо? Они развращены уверенностью в том, что суда как независимого института нет. И суд удовлетворит все сказанное ими и вынесет обвинительный приговор. Но мы показали, чего стоит их обвинение, их экспертиза. Может быть, в будущем они уже не будут допускать такие проколы.

- Какое у вас впечатление от процесса? Есть ли шанс, что суд вынесет оправдательный приговор?

- В нынешних условиях оправдательного приговора быть не может никак. Если только что-то кардинальным образом не изменится в режиме, если он не решит поменять свой сугубо репрессивный образ действий и хотя бы создать видимость другого режима. Но пока нет никаких сигналов того, что это может произойти. Все законодательство не соответствует нормам права, в том числе, и статья, по которой меня судят.

Но от самого процесса, от первых судебных заседаний у меня положительные ощущения. Процесс идет очень неспешно, медленно, что меня удивляет. Но я рад, что так происходит. Мы стремились и стремимся превратить процесс в действо, в результате которого мы будем показывать абсурдность обвинения, его бессмысленность, противоправность и абсолютное несоответствие нормам закона. И нам это удается. По крайней мере, пока.

Смотрите также: