Над главным входом в Новую национальную галерею в Берлине с недавнего времени висит огромный баннер. Он обращен к нынешним протестам в Иране - за демократию и права женщин. Это автопортрет иранской художницы и режиссера Ширин Нешат  "Unveiling", что в переводе на русский значит -  "Снятие завесы". Поверх автопортрета помещены отрывки из текста иранской поэтессы Форуг Фаррохзад. Среди них есть и лозунг протестов в Иране - "Woman-Life-Freedom" ("Женщина-Жизнь-Свобода") на английском языке и фарси. Ширин Нешат родилась в Иране в 1957 году, но живет и работает с 1979 года в Нью-Йорке.

Отмеченные наградами работы фотографа и режиссера посвящены правам женщин и политике в Иране. Ее последний фильм "Земля грез" вышел в кинопрокат Германии 3 ноября. Это выдуманная история о снах и кошмарах в диктаторской стране - США. Ширин Нешат в разговоре с DW о текущей ситуации в Иране и о ее новом фильме.

Deutsche Welle: Смерть 22-летней иранки Махсы Амини вызвала лавину протестных демонстраций и гнева по всей стране. Особенно сильная реакция была у женщин. Вас это удивило? 

Ширин Нешат: В подполье бурлило уже долгое время, убийство Махсы Амини было лишь спусковым крючком для взрыва гнева. Дело ведь не только в ее смерти. Разочарование женщин, вынужденных носить хиджаб уже на протяжении 43 лет, очень велико. Но дело не только в хиджабе, который стал символом жизни при режиме, относящегося к женщинам как к людям второго сорта, стоящих вдвое меньше, чем мужчины. Режим, который обращается с ними так, будто они принадлежат только дому, у них практически нет никакого влияния во всех общественных сферах жизни. Есть много образованных женщин, и они понимают, что у них нет таких прав, как у мужчин. Речь идет о радикальном характере этого правительства, дошедшего до того, что лишило жизни молодую женщину лишь потому, что у нее из-под платка была видна прядь волос.

- В Иране погибло более 200 человек, режим жестоко наносит ответный удар. Является ли эта признаком его страха?

- Это движение, которое называют революцией в Иране, является крупнейшим восстанием со времен Исламской революции 1979 года. В 2009 году было движение зеленых, которое просуществовало не более десяти дней. И даже сейчас многие думали, что это станет кратковременным всплеском, но протесты длятся уже второй месяц. Они не стихают. На этот раз речь идет не об экономике, не о безработице, а о правах женщин. Они - сестры, жены, матери - считаются, так сказать, "священной" частью общества, а убийство молодой женщины - абсолютным святотатством. Вот почему я не вижу возврата к ситуации шестинедельной давности, женщины и люди в Иране этого ни в коем случае не допустят.

- У вас есть родственники и знакомые в Иране, что вы от них слышите?

- Да, я нахожусь в постоянном контакте со своей семьей, с людьми из Ирана. Есть некоторые, кто дистанцируется от протестов, потому что они не уверены в себе и боятся кровавой бойни. Одни помнят Иранскую революцию и насилие, другие считают, что это предвестник конца диктатуры в Иране. Существуют разные точки зрения. Но я думаю, что когда на улицы Берлина вышло более 80 000 демонстрантов, поддерживающих женщин в Иране, а люди в этой стране видели эти кадры и фотографии в своих гостиных, то это стало толчком движения за их права. Может быть, некоторые поняли, что они тоже должны выйти на улицы Тегерана, чтобы поддержать свою молодежь, что они должны проявить солидарность с ней.

- Вы создали серию фотографий "Женщина-Жизнь-Свобода", которая была показана в Лос-Анджелесе и в Лондоне, а также выставлена ​​на продажу. 50 процентов выручки пойдет на благотворительные цели - в фонд Human Rights Watch. До сих пор вы сдерживались от конкретных художественных интервенций. Вы стали активисткой? 

- Я не считаю себя активисткой. Но моя работа всегда вращается вокруг трех тем - женщины, религия и политика. Вот почему я считаю себя политическим художником. От моей фотосерии "Women of Allah" ("Женщины Аллаха", 1993-1997) и  до фильма  "Women Without Men" ("Женщины без мужчин", 2009 год), который рассказывает о военном перевороте в Иране в 1953 году. Вся моя работа связана с политикой, историей и религией. Однако, разумеется, многие художники, в том числе и я, предпочли бы быть просто поэтами или художниками. Но потом ты вдруг понимаешь, что твой голос слышат другие, и тогда ты поддерживаешь людей, у которых нет голоса.

Если я сейчас публично высказываюсь, прошу помощи, то, возможно, я все-таки активистка. Мы, творческие люди, находящиеся в центре внимания, несем ответственность, мы должны показывать свою позицию. И я это делаю.

 - А как насчет популярности женщин-художниц в Иране? Многие женщины поступают в художественные школы, но немногие становятся всемирно известными.

- Есть известные художницы, которые выставляются и на международных выставках. Но им, конечно, трудно, потому что отсутствует творческая свобода. За ними следит правительство, оно осуществляет цензуру на каждое произведение искусства, которое должно быть выставлено в галерее или музее. Многие не имеют возможности показать свои работы за пределами страны. Художники живут в очень репрессивной среде и, конечно же, хотят отразить это в своих работах. Вместо этого им приходится сдерживаться и изображать цветы или пейзажи. Это неприятная ситуация. Тем не менее, есть ряд женщин, которые очень активны в творческом плане. Я курировала выставку в Нью-Йорке и смогла связаться с некоторыми и познакомиться с их работами. Но это сложно.

- В вашем новом фильме "Страна грез" речь идет о молодой иранке Симине, живущей в США. Она собирает данные для Федерального статистического управления и записывает сны людей. Часто это кошмары, и Симин тоже страдает от них. Ее отец, коммунист, был убит в Иране. Вы живете в США, но постоянно думаете об Иране?

- Мои работы, связанные с Ираном, всегда имеют какое-то отношение ко мне. С опытом жизни за пределами родной страны, с моими нерешенными конфликтами по поводу Ирана, с разлукой с семьей, со всеми этими травмами. Но я никаких автобиографических произведений не хотела создавать. Даже если многие из моих страхов можно найти в моих работах, они всегда связаны с коллективным беспокойством людей в Иране в целом. "Страна грез" о моих взаимоотношениях с Соединенными Штатами. И, конечно же, у меня, как у иммигрантки, своя история, свои эмоции, связанные с этой страной - и положительные, и отрицательные. Я хочу рассказывать истории об Иране так же, как и о США. В данном случае это еще и критика американского общества. 

- Ближе к концу фильма Симин приходится оправдываться перед властями за то, что она собрала фотографии людей и в своеобразной художественной ролевой игре перевоплощается в этих самых людей. Она произносит ключевую фразу: "Вы не можете контролировать сны людей, они очень сильные и вы должны их бояться". Стало ли эта фраза сейчас более актуальной по отношению к Ирану?

- Если мы сейчас говорим об Иране, речь идет о снах и кошмарах. А кошмары отражают наши страхи. У меня такая навязчивая идея, я действительно хочу понять наше подсознание. Сны и кошмары выходят за рамки, они универсальны и часто связаны с такими простыми вещами, как насилие, лишения корней, утрата. Это похоже на сегодняшний Иран. Мы мечтаем о воссоединении, о том, что мы можем вернуться, о том, что народ Ирана снова будет свободен. Но есть и кошмары о кровавых бойнях, о людях, убивающих нас. Мы находимся между этими двумя полюсами. Мой фильм "Страна грез" тоже о диктатуре. Речь идет о США в будущем, стране, мало чем отличающейся от Ирана тем, что она использует слежку, пытается контролировать сны и подсознание людей - как это делает и правительство Ирана.

Смотрите также: