Аршак Макичян - российский эко-активист. В день начала вторжения РФ в Украину, 24 февраля 2022 года, состоялась его свадьба. Невеста - политическая активистка Полина Олейникова - была в синем платье, в руках она держала букет желтых роз. На белоснежной рубашке самого Аршака было выведено красной краской: "Fuck the war".

В мае активист узнал, что его хотят лишить российского гражданства. Сейчас он и его жена находятся в Берлине. DW поговорила с Макичяном об Украине, проблемах российских гражданских активистов на родине и за рубежом и о том, есть ли связь между войнами на планете и климатическим кризисом.

DW: Аршак, как ты узнал о том, что тебя хотят лишить гражданства России, и как отреагировал на это?

Аршак Макичян: Мне пришло оповещение на "Госуслуги", что есть какое-то гражданское дело. Я вообще не понял, про что это. Проконсультировался с юристами, они сказали, что нужно ознакомиться с материалами дела. Помню, что шел в магазин, когда мне скинули текст иска.

Прочитав его, я понял, что меня хотят лишить гражданства. В последнее время меня удивить сложно: происходят ужасные вещи, эта война невообразима! Но это меня удивило. У меня нет другого гражданства, я всю жизнь прожил в России, получил здесь образование, у меня жена россиянка. Даже не знаю, что бывает с людьми, у которых вообще нет гражданства.

- Как ты думаешь, почему это произошло именно сейчас?

- Очевидно, что это политическое дело. В самом иске есть какие-то формальные причины: утеряны какие-то документы 20-летней давности, (где-то были указаны. - Ред.) ложные данные. В целом ничего не понятно, поэтому юристы из "Первого отдела" (сообщества российских адвокатов и правозащитников. - Ред. ) будут уточнять. Очевидно, что это связано с моим активизмом. Мы требовали эмбарго на ископаемое топливо из России, поскольку они (российские власти. - Ред.) боятся потерять деньги. Деньги - это для них самое важное, это то, что сейчас финансирует войну и питает их власть.

Я три года занимался активизмом, мы вырабатывали какие-то инструменты, чтобы влиять на ситуацию, а в итоге я не могу вернуться в свою страну. Хуже всего, что такое может произойти с каждым.

- Это опасный прецедент?

- Да, очень. Если меня лишат гражданства, это будет означать, что по этим же причинам можно будет лишить гражданства любого не русского россиянина. При этом я относительно публичный человек, и у меня есть какая-то защита. Но, видимо, они специально это используют, чтобы напугать других россиян, которые выступают против войны. Сегодня, в такой момент истории, очень многие начали осознавать себя не как русские люди, а как разные народности, живущие в России. Люди хотят больше независимости от какого-то условного Путина, от Кремля.

Поэтому они (власти. - Ред.) решили использовать этот момент, чтобы напугать людей, которые говорят про "российский империализм", "колониализм". Видимо, они поняли, что это - опасная для них тема. Но тем, что они хотят лишить меня гражданства, они, к сожалению, усугубляют этот конфликт еще больше. Если Россия не будет федерацией, если у регионов и республик, русских и представителей других народностей не будет равных прав, то Россия развалится. Так что они разваливают нашу страну, и это очень грустно.

- Сейчас ты находишься в Берлине. Это как-то связано с твоими делами?

- С начала войны мы выступали против войны, называли войну войной и выходили на протесты. Но в какой-то момент мы поняли, что Россия - это уже не авторитарный режим, а диктатура, что те инструменты, которые мы использовали, либо уже неэффективны, либо их уже просто нет. Соцсети начали блокировать. У многих людей просто нет доступа к соцсетям, и они не могут использовать VPN, потому что не разбираются в этом. Поэтому мы решили просто подышать свободным воздухом и понять, что мы хотим дальше делать.

У нас были какие-то планы, мы хотели вернуться в Россию. Но сейчас такое ощущение, что это такой сигнал - они не хотят, чтобы мы возвращались. Или наоборот: это сигнал о том, что то, что мы тут делали, полезно, потому что тут мы тоже занимаемся активизмом.

В Германии, да и не только, сейчас находится довольно много россиян. Мои друзья из России начали уезжать еще год-два назад, когда начались репрессии. Ведь подготовка к войне шла уже давно. Война длится уже восемь лет. Мы могли больше говорить про это, и Европа могла сделать что-то большее. Россия оккупировала Крым, а Европа продолжает финансировать российский режим, покупает ископаемое топливо, продолжает переговоры с Путиным... Эти деньги использовались на репрессии в России, и репрессии действительно работают: большую часть независимых СМИ в России закрыли, очень много моих знакомых либо уехали из страны, либо сидят.

- Как вышло, что ты сыграл свадьбу 24 февраля?

- Это была случайность. Мы решили пожениться где-то за месяц до этого. Моя жена - Полина Олейникова - активистка-акционистка. Она провела акцию, и на следующий день к ней пришло огромное количество людей в форме и без формы, они держали осаду. Тогда я помог ей сбежать. Ночью приехал с другом, и мы чудом вывели ее из квартиры, не знаю, как они нас не заметили. Полина просто переоделась в мою одежду. А на следующий день мы решили пожениться.

Для нас было шоком, что в этот день началась полномасштабная война. Свадьба была для нас мерой предосторожности, которая обезопасила бы нас, если бы мы сели. Потому что тогда у нас была бы возможность продолжать встречаться. А еще мы использовали свадьбу как некое политическое высказывание против войны. (…) Несмотря на то что это был очень печальный день, мы сделали хоть что-то, чтобы противостоять этому ужасу. Зарегистрировав брак, мы ничего не праздновали, и до сих пор не отпраздновали. Мы пошли на протесты.

- Уже несколько лет ты занимаешься экологическим активизмом. Тема защиты климата еще актуальна на фоне войны?

- За месяц до войны я написал статью "Климат и война" и разобрал там, как войны влияют на климат и как климатический кризис способствует тому, что происходит все больше и больше войн. Климатический кризис способствовал конфликту в Сирии, он способствует войнам по всему миру.

К сожалению, война между Россией и Украиной - не единственная, и войн будет еще больше, если мы не начнем бороться с климатическим кризисом. Поэтому те решения, которые предлагают сейчас политики в Европе, ложные. Например, Германия решила потратить сотню миллиардов евро на вооружение, а до этого около 10 лет не могли собрать всем миром сто миллиардов на помощь по борьбе с климатическим кризисом в наиболее уязвимых странах.

Для меня очевидно, что некоторые страны ведут себя как-то лицемерно и неверно расставляют приоритеты, Евросоюз продолжает финансировать российский режим и эту войну. Насколько я понимаю (за счет продажи в ЕС энергоресурсов. - Ред.) Россия получает сейчас больше поддержки, чем Украина, несмотря на все слова, которые говорят с трибун. Поэтому мы тут стараемся говорить правду, высказывать точку зрения российского гражданского общества, противопоставлять что-то этому европейскому лицемерию.

- Находясь в Германии, ты продолжаешь выходить на улицу с определенными требованиями. Какое из них ты назвал бы основным?

- У нас (российских, украинских и польских активистов. - Ред. ) есть какие-то общие требования. Мы хотим реальной помощи Украине, мы все заинтересованы в том, чтобы эта война остановилась как можно раньше. Мы требуем эмбарго на ископаемое топливо. Возможно, это повлечет ужасные экономические последствия для моей страны, но я понимаю, что война - это намного хуже, чем любой экономический кризис для России. Потому что они (российские власти. - Ред.) уничтожают не только экономику нашей страны, но и культуру, убивают людей. Это просто в голове не укладывается, и я чувствую какую-то ответственность за это.

Говорить про наши проблемы сейчас, наверное, не очень этично, хотя у российского гражданского общества они есть. У нас всех тут скоро заканчиваются визы. Обсуждаются какие-то законопроекты, но нет каких-то окончательных решений, по которым мы сможем легально оставаться в Европе. И это не очень понятно, потому что европейские политики говорят про права человека, про какие-то европейские ценности. А в итоге мы не видим этих европейских ценностей, не видим солидарности с российским гражданским обществом и, наверное, также с украинским.

Про эту войну начинают говорить меньше. Такое ощущение, как будто война становится нормальной, как это было после крымских событий. Война же тогда продолжалась. Ужасно, что мы молчали про это и в Европе, и в России. Сейчас нам нужно активно что-то делать, чтобы исправить ситуацию.

- Видишь ли ты во всем этом шанс для борьбы с изменением климата? Например, Германия намерена отказаться от нефти и газа из России...

- Мне кажется, в такой ситуации довольно сложно видеть позитивные подвижки, потому что не очень этично говорить про будущее, когда люди умирают. Но, конечно решения (отказаться от энергоресурсов из России. - Ред.) в нынешней войне и по климатическому кризису связаны, потому что нам нужна мобилизация в плане энергетического перехода.

Но для этого (…) европейские политики должны взять на себя ответственность и сказать, что нормальной жизни больше нет, что, возможно, в ближайшие годы жить будет намного сложнее. Нужно оказывать поддержку незащищенным слоям общества. (…) К сожалению, европейские политики не хотели принимать этот факт и в 30-е годы прошлого века. И продолжали переговоры с Гитлером, ожидая, что он образумится, но этого не произошло.

Поэтому сейчас нам нужно рассказать людям правду о том, что происходит, и нужно, чтобы мы все вместе начали искать решение. Да, у Путина огромное количество ресурсов, у него ядерная кнопка. Но есть что-то, что может одолеть и его, он просто человек, старый и слабый. Мы в России с ним боролись и не боялись. И я не понимаю, почему европейцы с их свободами, с технологиями и со всем этим боятся Путина, я не понимаю.

- Тебе не страшно будет вернуться в Россию?

- Пока мы будем разбираться с этим судом. У меня есть юристы в России, они будут меня представлять на суде. Потом мы будем решать уже по ситуации. Не знаю, насколько для меня будет возможно вернуться в Россию. Потому что если меня лишат гражданства, меня сразу депортируют непонятно куда. Возможно, эффективнее для меня будет оставаться в Европе и поднимать мой голос, как-то влиять на ситуацию в России отсюда. Но, конечно, для этого нужно решить проблему с нашими визами и другие вопросы.

Смотрите также: