За полчаса до того, как Шведская академия объявила, что лауреатом Нобелевской премии 2015 года стала Светлана Алексиевич, ей позвонили из Кельна - ее литературный агент. Алексиевич сказала: "Подожди, я закрою дверь, очень шумно. Пришел народ, ждет, что, может быть, назовут меня. А мне перед ними неудобно".
В этом вся Алексиевич. Она - не публичный человек, и как писатель часто остается, что называется, "за кадром", предоставляя слово своим героям. Минимум авторского комментария. Полифония голосов. Алексиевич умеет выбрать из многочасовых бесед, которые ведет с матерями, потерявшими своих сыновей в Афганистане, с чернобыльскими детьми, с теми, кто чувствует себя обманутыми и униженными в результате российских реформ 1990-х годов, именно те фразы, монологи, эпизоды, которые потрясают больше всего. Они складываются в книги, переведенные на десятки языков: "У войны не женское лицо", "Цинковые мальчики", "Чернобыльская молитва", "Время сэконд хэнд"...
Светлана Алексиевич пишет на русском языке, но считает себя белорусским прозаиком. Она и живет сейчас в Беларуси, хотя это не просто для нее: официальные СМИ ее замалчивают, ее встречам с читателями всячески мешают, а оппозиция обижена на то, что она пишет по-русски, а не по-белорусски. Но она остается там, где живут ее герои, о которых мы бы, наверное, никогда не узнали, если бы не ее неутомимая литературная работа.
Мастер художественно-документальной прозы, Светлана Алексиевич продолжает традиции великой русской литературы, традиции Достоевского, Гоголя. Ее герой - "маленький человек" России, Беларуси, Украины, который "как-то выживает, вытягивая из житейского кошмара своих детей", его беды, страдания и надежды. Никто не умеет так слушать и слышать, как она. Полифония Алексиевич, которую отметила и Шведская академия, - это глас народа, складывающийся из монологов ее земляков, к которым не прислушиваются ни власть, ни более удачливые их соседи, ни благополучные туристы, приезжающие с Запада.
Алексиевич с болью пишет и о "красном человеке" советского времени, отравленном тоталитарной идеологией, национализмом, заряженном ненавистью и поддающемся сегодня милитаристской истерии, о том, что в России на сцену снова выходят "самые темные, самые примитивные силы", с тревогой констатирует, что "красный человек" берет реванш... И подчеркивает при этом, не оправдывая, но объясняя: "Мы все - общество жертв". Она искренне сострадает даже этим людям. Один из немецких критиков как-то сказал о ее удивительном инстинкте сострадания. Этот инстинкт, как говорится, дорого стоит.
Хорошо, что это поняла и Шведская академия. Не часто в последние годы Нобелевская премия по литературе присуждалась столь заслуженно, как сейчас.