Живущий в Израиле поэт и художник Евгений Никитин преподает в Пражской медиашколе искусство работы с искусственным интеллектом (AI - artificial intelligence). Его собственные произведения тоже известны - одни попадают на обложки книг, иные становились мемами в соцсетях. После открытия берлинской выставки по мотивам романа "Голубое сало" Владимира Сорокина в галерее Guelman und Unbekannt Евгений Никитин выразил в соцсетях протест в связи с тем, что его имя как промпт-инженера, помогавшего в создании работ с участием AI, нигде не было указано.

В ответ на наш запрос в галерее заявили, что произошла техническая оплошность при подготовке подписей к работам. Однако произошедшее уже стало поводом для острых дискуссий, в том числе, об этике взаимоотношений в арт-среде и о том, как соотносится понятие традиционного авторства в современном искусстве с нейросетевыми технологиями. Мы поговорили с Евгением Никитиным о том, зачем нужны промпт-инженеры и может ли искусственный интеллект отменить живого художника.

DW: Первый вопрос - вы сейчас с семьей в Израиле, как обстановка, как вы там?

Евгений Никитин. В последние два дня стало меньше обстрелов. Это воспринимается как выходной. У меня один ребенок с ДЦП и не может самостоятельно ходить, а второй - младенец, поэтому молниеносная ночная дислокация в подвал - довольно сложная операция. Картинки с разрубленными детьми стараюсь не смотреть. Обстановка тягостная. Солидарность людей огромна, но вместе с тем растет и общее озлобление. В этом ничего хорошего нет. И главное - не видно долгосрочного решения.

- Теперь по вашей профессиональной теме. Промпт-инженер - это автор, соавтор или техсотрудник, помогающий автору с окончательной версией арт-проекта?

- Промпт-инженер - это специалист, умеющий добиться от нейросети, генерирующей изображения, необходимого результата. Дело в том, что нейросети на данном этапе не понимают сложные запросы с большим количеством вводных, рисуют ерунду, плохо соотносимую с запросом. Особенно, если предметов изображения больше одного - разные персонажи на одной картине и т.д. Поэтому родилось искусство промптинга: такой работы с языком запросов, чтобы после многих десятков, а иногда и сотен итераций (повторных действий. - Ред.) получить на выходе то, что подразумевал заказчик. Надо еще сказать, что между промпт-инженером и AI-художником нет явного разделения. Это никак не регламентированные и не закрепившиеся понятия. Многие AI-художники используют эвфемизмы для описания своей деятельности, в том числе слово "промпт-инженер", чтобы отделить себя от, собственно, художников. А необходимость такого разделения возникла потому, что есть целое арт-движение протеста против нейросетей и нейросетевого искусства. Ну и последнее важное соображение: вероятно, с дальнейшим развитием нейросетей искусство промптинга станет ненужным, так как нейросети станут понимать задачи любой сложности.

- Как получилось, что вы стали одним из первых, а теперь уже и одним из главных специалистов по работе с искусственным интеллектом в области, например, генерации изображений?

- Главные специалисты - это, конечно, люди, программирующие нейросети. Я же стал известен, в основном, в русскоязычной среде поэтов и художников, потому что она вся завязана на Facebook, куда я выкладываю работы. Многие мои картинки там неожиданно выстреливали. Я начал работать в нейросетях почти одновременно с вторжением России в Украину. И некоторые мои политические работы стали разлетаться по соцсетям, как правило, без указания авторства, например, "Русская философия", где я изобразил Александра Дугина, торгующего матрешками в аду, или "Наводнение в Москве" - довольно простая серия работ, где показана Красная площадь, затопленная кровью. Мои более сложные работы, как это часто бывает, пользовались более скромным успехом: "лобовые" высказывания лучше работают на широкий круг, в такие времена особенно. Кроме того, я, действительно, решал задачи такой сложности, с которыми не справлялись другие промпт-инженеры. Выработал свои методы. Потом я стал их преподавать. И как-то сработал институт репутации.

- Существует ли с вашей точки зрения проблема потенциальной автономности нейросети, то есть сможет ли она когда-нибудь стать самостоятельным художником, субъектом искусства, генерирующим материал без ввода текстовых данных? И таким образом "отменить" человека?

- К этому нет явных препятствий, кроме одного - у нейросети нет своей "воли". Если ее не трогать, она не будет производить ровным счетом ничего. Если же запрограммировать некую "волю", то она будет производить бессмысленные картинки, потому что не обладает физическим телом, которое страдает, ощущает боль, является субъектом политического насилия, влюбляется, стареет и умирает. Если же вопреки этому автономная нейросеть-художник возможна, то это будет просто еще один художник. Художники не отменяют друг друга, а обогащают визуальным опытом и смыслами.

- Какие люди, может быть, арт-проекты делают интересное искусство с нейросетями? Что вас радует и тревожит в этом контексте?

- Станислав Львовский, Борис Элдагсен, Арик Вайсман (Андрей Базюта), Лена Каширская, Лев Манович, Олег Пащенко, Зохар Эйтан, Ленни Кварлз, Диего Агримбау. Я не могу сказать, что меня сейчас особенно что-то радует. По правде говоря, я разучился радоваться в последние три года. Мое самое острое впечатление от искусства в последнее время - это вполне конвенциональная выставка Рони Таарлев в тель-авивском музее, академическая живопись маслом, посвященная женскому телу и женскому быту. И Кабаков там же, я впервые попал на выставку Ильи Кабакова.

- Вопрос о другом. Евгений Никитин еще и известный поэт, можно сказать, теоретик современной поэзии. Как вы воспринимаете феномен Z-поэзии? Это факт литературы или факт пропаганды?

- Z-поэзия - это, безусловно, факт пропаганды, литературного значения это не имеет. Очень низкое качество продукции, все крайне вторично. Кроме того, поэзия - это нечто противоположное лицемерию. А эти поэты занимаются оформлением лицемерия с помощью стихов. Технически и содержательно все они восходят к советской поэзии полувековой давности. Большую часть этой компании я знаю, их всегда волновала популярность, так что сделка с дьяволом ими была заключена легко и к взаимному удовольствию.

- А есть ли опасность, что нейросеть будет использована для российской милитаристской пропаганды?

- Да, такая опасность есть, и этому ничего особенно не препятствует. В большинстве нейросетей есть встроенные механизмы цензуры, но их можно обходить. Они, скорее, мешают творческому процессу, нежели помогают бороться с эксплуатацией нейросетей в недостойных целях. Однако сейчас активно развиваются программы, распознающие изображения, созданные с помощью нейросетей, возможно, они станут инструментами фактчекеров.

- Вы преподаете искусство работы с нейросетью. Чему вы учите студентов?

- Я учу работать с MidJourney (программа искусственного интеллекта, генерирующая изображения. - Ред.) так, чтобы получать задуманный результат. Это синтаксис промптов, работа с референсами, метод последовательных итераций, генерация персонажей и т.д. Все, что может понадобиться для реализации своих творческих идей. Студенты делают в конце свой коллективный художественный проект. Еще у нас есть пленэры: мы коллективно рисовали иллюстрации к Кэрроллу и Кафке.

Смотрите также: