Шесть премьерных показов новой постановки оперы Рихарда Штрауса (Richard Strauss) "Женщины без тени" только что прошли в Мюнхене, на сцене Баварской государственной оперы, с нарастающим успехом. Исполнительница партии жены Барака (красильщицы, одной из двух центральных ролей в этой опере), родившаяся в Екатеринбурге и учившаяся в Санкт-Петербурге Елена Панкратова даже, кажется, всплакнула...

DW: Елена, вы вчера плакали на сцене. Или мне показалось?

Елена Панкратова: Конечно, плакала. Такого успеха добиться! И не где-нибудь, а в Мюнхене – городе Рихарда Штрауса! Если бы я спела "Онегина" или "Пиковую даму" – это одно, а тут – сложнейшая партия на немецком языке. Словом, это была вершина в моей карьере, итог двадцатилетнего пути. И да, я была очень тронута реакцией публики.

- Партию жены Барака, красильщицы, вы уже "обкатали" на других сценах?

- Да. Это была моя четвертая постановка. Я дебютировала в этой роли во Флоренции. Потом были постановки в La Scala и в Буэнос-Айресе, в знаменитом театре Colon.

- В чем заключалась специфика постановки в Баварской государственной опере?

- Обычно "Женщина без тени" идет с теми или иными купюрами. Новый муздиректор Баварской оперы Кирилл Петренко – первый, кто решился исполнить эту оперу без каких-либо сокращений, за что я ему очень благодарна.

- Кирилл Петренко - не новичок: он нам хорошо знаком по своим работам и в Берлине, и во Франкфурте, и в Брегенце. Но в Мюнхене у него сейчас новый старт, напряженное время…

- Прекрасное это для него время! Он прекрасно отработал свой дебют, лучше нельзя было бы и пожелать! Дебютировать в Мюнхене, русскому (я очень горда этим!), в таком репертуаре и с таким успехом! Потрясающе, какие краски он умеет добывать из оркестра и как он преподносит музыку, казалось бы, тебе уже известную, которая вдруг начинает играть совершенно новыми гранями.

- Расскажите, как Петренко работает?

- Мне кажется, у него просто компьютер, а не голова. Я не знаю, когда он спит. Такое ощущение, что у него мыслительный процесс не прекращается ни на минуту. Он тщательно, до минуты, планирует каждую репетицию. И до минуточки ее использует. Ни секунды опоздания, ни мгновения на какие-то лишние разговоры. Если ты как певец заказан на репетицию с 10.30 до 11.15 (причем в плане точно написано, какие сцены будут репетироваться, от какого такта и до какого), ты пришел, отработал свои сцены и ушел. Такое уважительное отношение к певцам сегодня в мире почти потеряно.

- Планирование – это прекрасно. Но в чем особенность Петренко как музыканта?

- Кирилл с большим трепетом относится к любому штриху в партитуре, к любой паузе. Он в любой партитуре умеет найти прекрасный баланс между звучанием голоса, каким бы большим или скромным этот голос ни был, и оркестром. Никогда оркестр не будет перекрывать певца.

Мне кажется, что это идет не только от дирижерского умения, но и от личности человека: грубо говоря, есть такие дирижеры (приходилось мне с такими работать), которые обязательно хотят, чтобы последнее слово осталось за ними. Каким-нибудь расширением мотива после твоей арии они могут всю энергетику и драматургию, тобой построенную, свести на нет. С Петренко такого не могло бы быть никогда. Он никогда не стал бы показывать свое эго таким образом.

- Говорят, Петренко очень требовательный дирижер.

- Да, очень. Но если ему кажется, что что-то можно сделать лучше или тоньше, он подойдет и скажет "Вы вот так чувствуете это место? А не могли бы мы сделать вот так?"

Или: "Я знаю, у вас могло бы очень хорошо получиться, если бы вот этот си-бемоль сделали на piano в третьем акте". Что непросто: после такой арии, да еще в третьем акте, си-бемоль на piano! Но когда человек тебя так спрашивает, ты можешь только сказать: "Маэстро, да для Вас – что хотите!"

- Постановка Кшиштофа Варликовского – образцовый экземпляр того, что принято называть "режиссерской оперой" (недоброжелателями именуемой в России также "режоперой"). Это направление музыкального театра, который приняла европейская и, в частности, немецкая публика, чаще всего отвергает американская и лишь с трудом осваивает российская. Как вам работалось с Варликовским?

- Ну, противников этого стиля и этого сценического языка мы никогда не переубедим: они были и останутся противниками. Ругать можно что угодно. Мне очень нравится ответ Риккардо Мути на вопрос о том, какие ему больше нравятся постановки, классические или современные: "Не бывает постановок классических или современных. Бывают постановки или интеллигентные, или идиотские". Рассказывает постановка историю, заложенную авторами? Показывает она суть взаимоотношений между людьми? Да, постановка Варликовского этот вопрос решает!

- В чем эта суть в случае "Женщины без тени"?

- Наши дети – это наша тень. А что такое тень? Это возможность оставить свой след. Проблемы взаимоотношений между людьми с античных времен и до наших дней не изменились, они остаются одними и теми же.

Эту историю человеческих взаимоотношений Варликовский рассказывает на материале "Женщины без тени" – непростом материале, ни один режиссер не может просто рассказать эту историю.

- Вы себя комфортно чувствовали в этой постановке?

- Я себя чувствовала прекрасно! И в постановке, и в костюмах. А это тоже непросто: сидишь полуголая, в одной рубашечке перед огромным залом! Ведь с чего начинается первая сцена: сидишь на кровати, надеваешь чулки, которые тебе протягивает брат твоего мужа... Дальше еще идет сцена любовная с твоим мужем, и все это - в одной нижней рубашке. Я играла так, как мне всегда хотелось сделать эту роль. Но до сих пор никто не требовал. А здесь потребовали.