Гомельская журналистка Лариса Щирякова почти три года провела в заключении по политическому обвинению. Она вышла на свободу за несколько месяцев до окончания срока в результате переговоров Лукашенко с США. В интервью DW Лариса рассказала, как к политзаключенным относятся силовики и обычные осужденные, почему женщин досрочно не освобождают и что известно о Марине Золотовой, Ирине Злобиной и Ольге Бритиковой.

Deutsche Welle: Лариса, сегодня в гомельской колонии каждая десятая женщина - политзаключенная. Как это изменило колонию?

Лариса Щирякова: Есть и плюсы, и минусы. Например, улучшилось питание с 2021 года. Говорили, что раньше оно было просто отвратительное: перловка на завтрак, обед и ужин. Сейчас блюда более разнообразные. Единственное - не хватает овощей, даже самых дешевых: капусты, моркови, свеклы. Еще повсюду добавляют маргарин, чтобы повышать калорийность. И те, у кого проблемы с желудком, просто мучаются - их тошнит от такой еды. С появлением политзаключенных ухудшилась ситуация с передачами и денежными переводами - их теперь принимают только от родственников. А у многих осужденных нет близких: только сожитель, друзья - и вот они оказались без помощи. Нам даже ставили это в вину, мол, "понаехали тут", будто мы попали в колонию по своей воле.

- А какие отношения между обычными заключенными и осужденными за политическую позицию?

- В двух отрядах, куда попала я, для осужденных не было последствий, если они разговаривали с политзаключенными. Поэтому я с ними и общалась, и даже помогала. Главное - какой ты человек. Если ты воспитанный, умный, отзывчивый и добрый, естественно, к тебе тянутся люди, не важно, есть ли у тебя желтая бирка, которую вешают на всех политических. Хотя иногда можно встретить настороженное отношение: "Ну, я бы тебе помогла, но ты же "желтая", не хочется связываться, будут проблемы".

"Карателей я не встречала"

- Чувствовала ли ты во время заключения поддержку, что о тебе помнят, сочувствуют?

- В колонии с этим сложно: письма доходят только от родственников, и моя сестра, например, боялась передавать приветы от коллег и друзей, чтобы вообще не запретили переписку. В СИЗО письма тоже ограничивают, но там мы получали посылки и денежные переводы даже от незнакомых людей. Помню: открывается кормушка, тебе протягивают квитанцию на перевод, и там фамилия человека - ощущаешь, словно он тебе рукой помахал. Это очень трогательно! Поэтому я хочу поблагодарить каждого, кто поддерживает политзаключенных.

- За время заключения ты встретила много сотрудников пенитенциарной системы. Когда они вредят политзаключенным, видно ли по ним, что они получают от этого удовольствие? Или, наоборот, им это в тягость?

- Среди сотрудников есть те, кто нам симпатизирует. И большое спасибо, что они есть. Но были и другие, кто буквально горел на работе. Скорее всего, это "лукашисты". Это идейные люди, которые искренне считают нас врагами, предателями. И относились соответственно. Но настоящих карателей я не встречала. Чаще всего было нейтральное отношение.

"Уголовно-досрочное освобождение почти не применяют"

- Расскажи о женщинах, которые отбывают наказание в колонии. За что они в основном сидят?

- По моим наблюдениям, около 20% осуждены за бытовые убийства мужа или сожителя, причем 80% из них были в состоянии алкогольного опьянения. И хотя в приговоре указано "умышленное преступление", на самом деле, это результат ссоры, которая вдруг возникла. Женщина резала салат и этим ножом нанесла удар - и все, это типичная история. Таких осужденных можно разделить на две группы. Первая - спокойные женщины, которые долго жили с абьюзерами, много лет терпели насилие и в один момент не выдержали, убили. Вторая - психопатические женщины с такими же партнерами: гонялись с ножами, кто-то кого-то пырнул.

Вторая по распространенности категория - за наркотики, также около 20%. У них огромные сроки - от 10 лет, а это в основном совсем молоденькие девушки, есть даже несовершеннолетние.

Третья большая категория, опять около 20%, - зависимые от алкоголя женщины, которые лишены родительских прав, обязаны работать, чтобы компенсировать государству деньги, потраченные на воспитание детей, но работу они прогуливают.

Проблема женской колонии в том, что там почти не применяют условно-досрочное освобождение. За первый квартал 2025 года так освободили только одну женщину, которой оставалось сидеть меньше года. Хотя в мужских колониях УДО активно применяют. Это порочная практика! У большинства заключенных дома остались дети. И, к сожалению, многие повторяют путь своих матерей. Например, девушка, осужденная за наркотики: до этого ее мама восемь лет отсидела за экономическое преступление.

Я пыталась обсуждать эту проблему с сотрудниками колонии. И они не скрывали, что боятся потерять работу: мол, выпустим вас - останемся без работы. К тому же осужденные выполняют рабский труд - шьют форму силовикам за копейки.

- А есть ли в колонии реабилитация зависимых от наркотиков и алкоголя?

- Когда суд назначает принудительное лечение, в течение года им дают таблетки, которые должны уменьшать тягу. Но, как говорят женщины, это не помогает. Из хорошего - есть так называемый реабилитационный центр, куда каждые полгода набирают зависимых. Они живут там в лучших условиях, приближенных к домашним. С ними проводится групповая психотерапия. И если женщина действительно настроена на реабилитацию, результат есть - об этом говорили сами осужденные.

"Кто уехал, кто сидит"

- Хочу спросить о политзаключенных, о которых мы давно ничего не слышали. Приходилось ли тебе встречать Ирину Злобину, осужденную вместе с сотрудниками БелаПАН?

- Это просто уникальная женщина. Мы вместе работали: год я ходила на фабрику и ни разу не видела, чтобы она была в плохом настроении, подавленной, недовольной или раздраженной. То есть она все время находится в спокойном, иногда даже радостном настроении. Я часто подходила обсудить философские темы, ведь она окончила философский факультет. Очень образованная. Свой срок воспринимает спокойно. Говорила мне: "Лариса, люди из нашего круга кто уехал, кто сидит". Она меня всегда утешала.

- Как себя чувствует бывший главный редактор Tut.by Марина Золотова?

- Я общалась с ней последний год. За это время она ни разу не ходила за таблетками в санчасть, не была на больничном. Когда отключали горячую воду, мылась холодной без проблем. То есть физически она в очень хорошем состоянии. В свое время занималась плаванием, видимо, иммунитет крепкий еще с тех лет. По утрам всегда делает зарядку. Очень сдержанная, никогда никому не пожалуется. Но по небольшим признакам чувствуется, что ждет освобождения. К ней приезжали силовики, разговаривали об этом. Конечно, ничего не гарантируют, но если уже спрашивают: "Что будете делать после освобождения?", - это дает какую-то надежду.

- Слышала ли ты что-то об Ольге Бритиковой, лидере независимого профсоюза "Нафтана"?

- Мы были с ней в одном отряде. Это человек высочайшей моральной чистоты. Рядом с ней я чувствовала себя прожженным циником. У Ольги не нарушен сон, хороший аппетит. Но когда умерла ее мать, она очень тяжело переживала, сильно похудела. Иногда я даже не подходила к ней, потому что видела - она ходила в какой-то прострации. Потом как-то отошла. Но в своих взглядах остается несгибаемой.

- Что для тебя было самым сложным в заключении?

- Нездоровая психологическая обстановка. Все время крики, конфликты. И это идет от начальницы отряда и ее помощниц среди осужденных - завхоза и ее заместителей. Они могут просто на ровном месте тебя унизить. И ты все время находишься в напряжении, что твое и так тяжелое положение может еще ухудшиться.