Павел* работал водителем в городке Радужный в Ханты-Мансийском автономном округе - Югре. Вечером в конце октября мужчине неожиданно для него принесли повестку. Через два дня Павел "поцеловался, пообнимался с семьей и уехал на другую работу", несмотря на то, что считает себя не годным для военной службы и не хочет воевать. Мужчине 41 год, на срочной службе в армии он был младшим сержантом. "Но это было 20 лет назад, тогда я был годен, а сейчас у меня перелом зуба позвоночника, мне голову нельзя резко поворачивать, иначе меня может парализовать, челюсть сдвинулась, нога клинит так, что нужно долго сидеть разрабатывать, затылок и рука немеют, я тяжелее чайника ничего не могу поднять. Как я раненого товарища вытащу?" - говорит Павел DW. 

Военкомат не увидел ограничений

О своих заболеваниях он рассказал в военкомате и там получил направление к нейрохирургу, который, по его словам, не смог открыть CD-диск с результатами исследований и просто признал мужчину годным с ограничениями, направив к травматологу. "А там прием только по талонам, он бы меня не принял, так что я пошел в военкомат и объяснил им ситуацию". В военкомате заявили, что ограничения не рассматривают - так Павел оказался годен к службе. Его жена отпросилась с работы, и они вместе поехали закупать "все простенькое": кофты, шапки, перчатки, лекарства, женские прокладки, нижнее белье. Бронежилет мужчина не купил: "Люди говорят: может, еще от губернатора привезут. Но, опять же, люди говорят, что там такие бронежилеты могут быть, что их простой автомат пробьет". 

Сейчас Павел - на полигоне под городом Чебаркуль Челябинской области: "Обещали стрельбы, но пока занимаемся бытом, живем в палатках. Тут есть только нары и матрасы, свет есть, розеток нет, туалет на улице, холодный и без света, душевая - тоже отдельно, там то только холодная вода, то вообще никакой нет. Еду готовят волонтеры, по-моему, сами они ее не пробуют". По рассказам мужчины, их "как дураков" постоянно переселяют из палатки в палатку: "На днях в 9 вечера пришли, говорят: "Переселяйтесь", а я только обустроился, гвоздиков набил, чтобы полотенца повесить". С полигона Павла и его сослуживцев планируют отправить в Ростов, а к началу декабря - на передовую.

"Я не понимаю, за что воевать"

"Я вообще не готов убивать людей, мне муху бывает жалко, я в детстве на котенка наступил, потом рыдал две недели. Если получится, хочу избежать убийств, зачем мне потом жить с этим", - говорит мужчина. Он признается, что боится умереть: "Боятся все, но здесь говорить об этом нежелательно. Со мной есть пацаны, которые год-два назад пришли со срочной службы, им по 20 лет, еще женщину не трогали, чуть не плачут тут. Я и сам если с мамой разговариваю, у меня слезы текут. Очень не хочу всего этого, но деваться некуда".

Прятаться от мобилизации Павел изначально не собирался: "Я служил в армии, я же не мальчик, и если Богом дано, то вроде как должен идти. Но я не понимаю, что и кому я сейчас должен? Я свое уже 20 лет назад отдал". По его словам, с ним на полигоне есть те, у кого тоже много заболеваний и они "бегают с бумажками то в штаб, то печать поставить, но ничего пока не понятно, комиссии там нет". Сам Павел считает, что "наверное, сможет переговорить" в штабе о своей ситуации, но у него есть сомнения: "Может, что-то получится, если настаивать, но я уже здесь с парнями познакомился, мы уже как братья, не знаю, как я сейчас начну заднюю включать". Мужчина говорит, что близок к своей семье - всего у них с женой трое детей - и далек от политики: "Я не понимаю, за что воевать. Ладно, если бы это было в моем городе или округе, а там что? Сейчас идет война роботов, а не людей, и мы к этому никак не подготовлены. Там такие вооружения против нас, что пять метров по полю не дадут пройти, махом уничтожат".

Мобилизация кандидата наук

О неготовности российской армии, особенно новобранцев, говорит и 38-летний Антон Трушин. До своей мобилизации он работал старшим преподавателем в Российском экономическом университете имени Плеханова, управлял проектами в сфере программного обеспечения, жил с женой и четырехлетним сыном в Москве-Сити. Сейчас Антон - кандидат экономических наук - находится в 4-й танковой дивизии под Наро-Фоминском и готовится к тому, что через полмесяца его могут перебросить на фронт. "Видим, что есть организационные огрехи, здесь все на "ручнике". За месяц сложно постичь азы, - говорит Антон. - Мне некомфортно, я не привык, что мне 23-летние офицеры выдают не совсем квалифицированные приказы, но в армии все так устроено, наверное, это изменится после первого залпа". Свою отправку в армию он считает ошибкой и хочет вернуться домой.

Повестку вручили его матери в присутствии участкового, Антон решил пойти в военкомат разобраться: "Мне 38 лет, я рядовой, не служил, не был на военной кафедре, у меня ученая степень, есть проблемы с ногой, в военном билете у меня стоит вторая группа резерва". На входе у него забрали паспорт и военный билет, мужчина ждал несколько часов: "Спасибо, что давали чай, кофе, печеньки". Потом его направили на медкомиссию, после чего сказали ждать решения призывной комиссии. "Военком меня спросил, когда я готов мобилизоваться, я ответил, что не готов, не особо хочу и что с меня спрос маленький. Он ответил, что у меня есть выбор поехать сегодня или завтра. Договорились на завтра", - рассказывает Антон. Документы ему вернули через три дня после призыва, но сейчас снова забрали. "Видимо, чтобы не убежал", - шутит он.

"Страшно видеть, как мужчины бегут от мобилизации"

Антон с друзьями написал в прокуратуру, Госдуму, Совет Федерации обращения с просьбой разобраться в ситуации. "Они еще на рассмотрении, я а прохожу переквалификацию: был мотострелком, сейчас в минометном взводе. Учат выполнять приказы, обращаться с оружием, стрелять, есть тактическая подготовка", - говорит Антон. Он надеется, что в армии он временно, но все равно благодарен родине: "Мне дали появиться на свет, получить образование, зарабатывать хорошие деньги. Если государство посчитало, что я нужен здесь, то, даже находясь тут не по своей доброй воле, ожидая справедливости, я стараюсь быть максимально полезным". Его дед, прадед и прапрадед были военными и, по словам мужчины, если бы он сейчас не пошел в армию, семья смотрела бы на него как на предателя.

Антон считает себя миролюбивым человеком, но говорит, что готов убивать, если от этого будет зависеть его жизнь, он готов и умереть. "Любой приказ можно выполнить по-разному, я бы лучше обезоруживал, чем убивал, пусть и ценой своей жизни, но это решится в моменте, сейчас мне страшно об этом думать", - признается он. Но намного страшнее Антону видеть, "как взрослые мужчины бегут от мобилизации, при том, что у них на выборах каждый раз была возможность высказать свою позицию". В самой дивизии, по его словам, есть и те, кто отказывается брать в руки оружие, приносить присягу, просто едят и спят: "Их единицы, но это совсем какое-то дно, это не по-мужски. Мужчины - это же просто большие мальчики, наше самомнение легко подорвать, я так чувствую", - объясняет он. Антон считает, что в России демократия, просто есть перекосы, но "по сравнению с 90-ми страна меняется в лучшую сторону".

Мужчина говорит, что он - дитя Советского союза и никогда не считал Украину отдельной от России страной: "Мы одна семья. У меня есть родные в Украине, но связь с ними сейчас разорвана, у них другая точка зрения". Он уверен, что там "последние семь лет убивали детей" и что это никого не волновало. Антон считает, что Россия "изначально была назначена виноватой" в этом конфликте и что "своим вторжением потенциально спасла жизни". Мужчина думает так: "Задача России сейчас - не доказать что-то Западу или НАТО, что они берега попутали, хотя это и так, а демилитаризовать Украину". По его мнению, война не нужна ни одной из стран, а только "избранным людям". Каким - он не уточняет.

"Я знаю, что кровь останется на моих руках"

Еще один мобилизованный - Алексей* придерживается схожих взглядов: "Моих интересов там абсолютно никаких нет, это уровень грязной политики, каждый с каждой стороны хочет свое, идет радикальный промыв мозгов. Но я мужчина, я знаю, что такое честь, тем более срочную службу служил, учился в военном училище, я обязан идти". Ему 25 лет, он профессиональный военный, лейтенант и повестке не удивился, только ненадолго впал в ступор. "Колоссального ничего не хотел, планировал просто жить, где-то с девушкой отдохнуть, сексом заняться, повозиться по машине, по работе, прокатиться по городу. Но понял, что все это перемещается на второй план", - рассказывает Алексей. Он не стал раскрывать, где именно сейчас находится. 

"Достоверной информации про эту войну никто не знает. Сидишь тоже, гадаешь: за что идешь воевать? Почему я должен погибнуть? Обиды нет, я же мужчина, гражданин своей страны, давал присягу, но какое отношение лично я имею к этой войне, не знаю. Я не украинец и не русский. Нет плохой нации, есть плохие люди", - рассуждает Алексей. Он признает, что в армии гарантий ни у кого нет: "Не к бабушке на пирожки едем, надо понимать, что от каждого твоего действия будет зависеть твоя жизнь и жизнь людей рядом". Мужчина думает, что не сможет испытывать ненависть к людям, которые не сделали ему ничего плохого, и если перед ним сложат оружие, то он не тронет этого человека. "Но если я на передовой встречу украинца и будет вопрос, либо я его убью, либо он меня, выбор очевиден. Я понимаю, что этот парень, который будет стоять напротив меня, лично мне ничего не сделал: он домой ко мне не заходил, моих родных не тревожил и не убивал. Я знаю, что кровь останется на моих руках, что он не заслуживает смерти, но есть приказ".

Контрактник: "С цветами нас не встречали"

Михаил* с позывным "Старый" пошел выполнять приказы добровольно, он заключил контракт до января. Мужчина называет себя юристом-международником и блогером, ему 54 года, он из Чувашии, там сейчас его ждут жена и четверо детей. "Старый" же уже месяц на фронте, сейчас он в Херсонской области. "Я наводчик орудия танка, мой опыт сохранился с советских времен, он может быть полезен. И возможно своим участием я спас от этого какого-то молодого неженатого парня, который еще не посадил дерево, не построил дом и не вырастил детей", - утверждает он.

На вопрос, убивал ли он кого-то, Михаил отвечает так: "Я нахожусь в ремонтном подразделении и ремонтирую танки, я не стрелял. Если будет нападение на наше подразделение, естественно, я не буду стоять и хлопать ушами, у меня есть каска, бронежилет, автомат". Он рассказывает, что был на передовой: "Сидел в окопе, пока рядом ложились мины. Раз в здание, где я был, прилетел снаряд, я чудом выжил". "Старый" говорит, что рядом с ним штатные контрактники и что все понимают: "Война - это не пионерлагерь "Солнышко", можно и погибнуть". Михаил слышал о смертях и ранениях в российской армии, но предпочитает об этом не говорить.

Смысл войны он видит в "защите русскоязычного населения от нападок националистических групп". Хочет ли население этой защиты, он точно сказать не может: "Мне удалось пообщаться с местными жителями, отношение у всех разное к нам: кто-то нас приветствует, кто-то относится настороженно. С цветами нас не встречали, но и агрессии от них я не видел". Михаил хочет, чтобы "у мужчин было праздником 23 февраля, а не 8 марта, как у убежавших в Грузию", и обещает "вернуться с победой". Как она должна выглядеть, он пока не понимает.

Исследователи - об иллюзиях мобилизованных

По официальным данным, в России мобилизованы 300 тысяч человек, а еще 18 тысяч пошли добровольцами. Эти цифры, судя по перегрузке системы, занижены как минимум вдвое, считает социолог, научный сотрудник центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете Николай Митрохин. Он так видит причины, по которым мобилизованные россияне идут на войну: "Есть добровольцы, но их, судя по всему, не так много. Есть те, кто идут, потому что родина зовет, они согласны с тем, что страна распоряжается ими как воинским ресурсом. Таких людей много среди бывших военных. Большинство же не хотят идти, но боятся последствий, они принципиально не хотят вступать в конфликт с государством даже ценой гибели на фронте".

Люди, которые идут по повестке в военкомат добиваться справедливости, верят, что могут себя защитить, но это иллюзия, говорит политолог, научная сотрудница Александровского института университета Хельсинки Маргарита Завадская. "Они отказываются верить в то, что государство может произвольно отправлять людей на фронт и обращаться с ним как с пушечным мясом. И не потому что они глупые или наивные, а потому что это слишком тяжелая правда для тех, кто никогда не сталкивался с репрессивной машиной", - поясняет она. По мнению Завадской, люди идут на войну по инерции, потому что государство так сказало: "Многие трудоустроены в госсекторе или связанных с ним компаниях, государство все еще источник средств, что не обязательно обеспечено лояльностью, но нужно кормить детей. Люди надеются, что их там защитят, не верят, что государство может их просто бросить".

Николай Митрохин поясняет, почему многим проще "сбиться в теплое парное стадо" и двигаться вместе: "Мобилизованным обещают большие деньги, степень опасности занижена. Внутри России знают, что страна воюет и есть раненые, но не более того. Степень пропаганды, рассказывающей о том, что это правое дело, высокая. Собственная готовность к сопротивлению и поддержка со стороны семьи в этом низкие".

Мобилизованные не верят в "реальность угрозы на войне"

Психолог Мария Потудина считает, что многие мобилизованные не верят в реальность угрозы на войне, им кажется, что все не по-настоящему: "Ответственность за это во многом несет пропаганда, которая молчит об убитых, а значит, их вроде как нет. Мы видим, как срабатывают психологические защиты: отрицание, вытеснение информации, надежда на счастливый случай. Это все во многом выученная беспомощность". Потудина выделяет в мобилизации три момента: "Призывают в основном тех, кто менее образован и мало знает о своих правах, таких людей легче убедить в том, что другого выхода нет. Социализация в России с детского сада и до вузов включительно построена на фразе "надо так надо", людей учат не выбирать и высказывать свое мнение, а подчиняться. Третья причина - гендерная социализация. Для многих мужчин страшнее оказаться "трусом", чем пойти на войну".

И Николай Митрохин, и Маргарита Завадская тоже говорят о важной роли гендерной социализации. "Тут используется то, что называется токсичной маскулинностью. Мужчине должно быть стыдно бегать от призыва, мужики должны защищать своих женщин - такая аргументация тоже распространена", - говорит Митрохин. Завадская отмечает, что это же касается и отстаивания мужчинами прав: "Бегать с бумажками - это как будто суета, недостойная спокойного человека, хотя это очень разумное решение. У нас все еще распространен образ мужчины, который должен сцеживать по одному слову в час". 

Мобилизованные не понимают, за что идут воевать

Николай Митрохин говорит: "Нормальной мотивации там нет. Потребителей политических новостей в России мало, для остальных они занимают место между футболом и сериалом, не то, что их может сильно мотивировать. Но государство заявляет, что впереди враги, а сзади вам выпишут по 200 тысяч "на нос", вот человек идет и обнаруживает себя на полу в сарае под Сватово или под Кременной с одной банкой тушенки на четверых и начинающимися морозами". Социолог прогнозирует, что одни погибнут, другие станут солдатами, которые убивают противника, потому что он убивает их, а третьи будут глубоко разочарованы во всей этой ситуации.

По мнению Маргариты Завадской, потребителям новостей очень сложно сопротивляться идее, что Россия якобы воюет со всем НАТО: "Мало кто готов верить, что "великая" российская армия проигрывает мотивированной армии Украины". Она также отмечает, что в России в последние 10-15 лет сильно распространены конспирологические теории, которые органично вплелись в мир политики: "Многие считают, что так везде: "Вы думаете, в ЕС по-другому?" Это объясняется тем, что людям нужно простое объяснение в ситуации, когда их нашпиговывают пропагандой, а реальность сильно отличается от нее. Поэтому вирусные теории про заговоры накладываются на представления людей о войне в Украине".

Мобилизованный Павел не знает, как относиться к этой войне. Он считает так: "Не знаю, что там политики делят. Лучше бы жили, как раньше, пусть бы все было на своих местах". Антона Трушина тревожит, что он не понимает, чем может закончиться этот конфликт. Алексей советует быть морально подготовленным: "Многие мои знакомые уже столько повидали на передовой, что у них голова уже не в порядке, они не могут вернуться в нормальную жизнь". Михаил, который уже на фронте, говорит, что слышал о "глупых смертях" там и что ему так погибнуть не хочется.

*Имя изменено

Смотрите также: