Имена Толстого и Достоевского традиционно на слуху у немцев, хотя, пожалуй, мало кто из читателей без специального филологического образования может похвастаться близким знакомством с произведениями этих классиков. Крупные немецкие издательства в свое время проявляли интерес к книгам советских диссидентов, выпуская переводы текстов Александра Солженицына, Юрия Домбровского, Варлама Шаламова и других авторов.

В 2010-е годы в немецких книжных магазинах регулярно появлялись книги мэтров российской современной литературы: Людмилы Улицкой, Владимира Сорокина, Виктора Ерофеева. Стабильной популярностью пользовались у читателей постапокалиптические романы Дмитрия Глуховского.

Однако в целом русскоязычная литература (здесь важно подчеркнуть, что речь отчасти пойдет и об авторах, не всегда родившихся в России, но живших или живущих там и писавших или пишущих на русском языке) занимает в современной Германии нишевое положение. В то же время благодаря чрезвычайно развитому книжному рынку (в стране зарегистрированы более трех тысяч действующих издательств) и большому числу небольших издательств с постоянной целевой аудиторией, нацеленной на интеллектуальную литературу, список современных русскоязычных авторов, публикуемых в Германии, до 24 февраля 2022 года был достаточно внушительным.

Как выглядит ситуация с русскоязычной литературой в Германии спустя два года после полномасштабного военного вторжения России в Украину? Изменилось ли отношение издательств к русскоязычным авторам? Интересуют ли читателей в Германии книги о России? И как сегодня воспринимают русскоязычную литературу переводчики, открывавшие для немецкой аудитории имена российских писателей? DW поговорила с тремя из них. Вашему вниманию - выдержки из этих бесед.

ДАВИД ДРЕВС (David Drevs)

Избранные переводы: Дмитрий Глуховский "Метро 2033", "Метро 2034" и другие книги писателя; Аркадий и Борис Стругацкие "Сталкер", "Сказка о тройке"; Эдуард Веркин "Остров Сахалин"; Сергей Кузнецов "Шкурка бабочки"

"Отношение к русскоязычной литературе и к русскому языку в Германии стало постепенно меняться с 2014 года - я наблюдал эти изменения не только как переводчик, но и как преподаватель в Мюнхенском институте иностранных языков и переводчиков. После аннексии Крыма и вторжения России в Донбасс все больше молодых людей в Германии задавались вопросом, хотят ли они изучать русский язык. Ну и, конечно, немецкие издательства стали более осторожными, когда речь заходила о новых публикациях русскоязычных авторов.

Сейчас, спустя два года после начала полномасштабной войны в Украине, заказов на переводы русской литературы по-прежнему мало. Переводчикам, задача которых - знакомить читателей с русской культурой и повышать интерес к ней, сегодня приходится нелегко. Многие контакты разорваны, коллеги страдают от этой ситуации не только потому, что работать стало сложнее. Они еще и лично переживают от того, насколько все изменилось в худшую сторону.

С другой стороны, издательства должны вести бизнес разумно. И каждый руководитель издательства, естественно, спрашивает себя: а можем ли мы по-прежнему продвигать русскую литературу? Найдет ли она своего читателя? И какое заявление мы делаем, публикуя и распространяя того или иного автора? Иногда складывается впечатление, что немецкие издатели стали относиться ко всему русскому с преувеличенной осторожностью, почти граничащей со страхом. И их можно понять. Поэтому они сейчас очень тщательно проверяют российских писателей. А в случае сомнений решают отказаться. Одна из причин заключается в том, что существует риск опубликовать книгу автора, лояльного режиму. Но я не согласен с теми, кто говорит об отмене русской культуры. Для меня это слишком сильный термин. Интерес к русскоязычной литературе по-прежнему сохраняется.

Я твердо убежден, что моя работа и работа моих коллег по популяризации русской литературы ни в коем случае не напрасна. Нужно проводить четкое различие между политическими амбициями российских властей и тем, что представляет собой культура, - даже если сейчас в России эта сфера практически полностью контролируема государством и нередко используется в целях пропаганды. Но ведь русская культура - это и есть те, кто отвергает агрессию, убийства и кровопролитие в Украине. Для кого неприемлемо, когда их государство попирает все демократические, либеральные и конституционные принципы. И мы, переводчики, являясь посредниками в области культуры и языка, работаем на этот идеал. У нас еще есть способы найти смысл в нашем существовании. Например, переводя современную русскую литературу в изгнании. Или русскоязычных авторов из Украины.

Мне повезло: я перевожу книги Дмитрия Глуховского, известного своими антивоенными взглядами, за которые он был объявлен иноагентом и заочно приговорен к заключению в России. Сейчас он продолжает критиковать путинский режим в самых резких и ясных выражениях. Так что я вижу свою задачу в том, чтобы переводить таких авторов, как Глуховский.

Надо сказать, что в Германии слышат российских писателей, выступающих против войны. Тот же Глуховский несколько месяцев назад был гостем в ток-шоу на общественно-правовом телеканале ZDF. Но я считаю, что голоса русскоязычных авторов в изгнании должны быть слышны еще лучше. Ведь большая часть тех, кто представляет гуманистическую русскую литературу, сейчас находятся за пределами России. И есть уникальная возможность предоставить этим писателям самый широкий форум - с панельными дискуссиями, чтениями, мероприятиями, чтобы они попали на телевидение, в СМИ, в театры... Это, если хотите, мой пламенный призыв, потому что нам срочно нужна другая Россия. Чтобы, возможно, попытаться в какой-то мере реабилитировать эту культуру - по крайней мере, здесь, на Западе".

ГАННА-МАРИЯ БРАУНГАРДТ (Ganna-Maria Braungardt)

Избранные переводы: Людмила Улицкая "Медея и ее дети", "Даниэль Штайн, переводчик" и другие книги писательницы; Даниил Гранин "Бегство в Россию"; Борис Акунин "Любовница смерти", "Алмазная колесница"

"С 24 февраля 2022 года немецкие издатели стали более сдержанными по отношению к русскоязычным авторам. Раньше я много работала с издательством Aufbau Verlag, которое отваживалось издавать новых, неизвестных писателей, но сейчас этого почти не происходит. Книжный рынок в целом стал меньше, книги - дороже, бумага и производство тоже подорожали, и сегодня издательства предельно осторожны по отношению к новым авторам. К русскоязычной литературе сейчас относятся с особой неохотой, а при выборе новых имен внимательно изучают позицию автора по отношению к войне в Украине.

Мне кажется, что немецким издательствам нужно публиковать русскоязычную литературу, которая показывала бы, что Россия не так однородна, как это выглядит в общественном сознании в Германии. Что есть и другие голоса, другая Россия. Не только известные всем знаменитости, но и обычные люди в регионах, которые не поддерживают войну, которые видят ее не так, как представляет ее российская пропаганда, и которым сейчас очень трудно продолжать жить повседневной жизнью, потому что они постоянно ходят по натянутому канату.

В прошлом году я перевела для издательства Suhrkamp Verlag (одно из флагманских издательств Германии - Ред.) книгу россиянки Натальи Ключаревой "Дневник конца света". Наталья жила в Ярославле и с 24 февраля 2022 года описывала происходящее вокруг и свои встречи с людьми в этом городе: и теми, кто пытался протестовать против войны, и патриотически ослепленными людьми, полными энтузиазма. В конце прошлого года Наталье пришлось эмигрировать в Германию - на нее написали донос и ей угрожал арест. Издание этой книги я считаю очень нужным, потому что важно показать, что не каждый россиянин - сторонник войны и враг Украины.

Мое отношение к русской литературе не изменилось. Какое отношение Лев Толстой имеет к решению Путина начать войну против Украины? Конечно, в русской литературе есть этот имперский импульс: он есть у Толстого, еще сильнее у Достоевского - с этой его претензией на особую нравственность русского человека. Но ведь есть и другие писатели, в творчестве которых эта великая русская патриотическая идея не играет никакой роли. Иван Гончаров, Антон Чехов… Подвергать сомнению всю русскую литературу, на мой взгляд, бессмысленно. Кроме того, я не верю, что литература способна что-то изменить. Она может что-то отразить, что-то показать. Она может просветить, но изменить ничего не может.

Я бы никогда не стала отождествлять культуру и политику. Большинство авторов, особенно те, кого я переводила, вовсе не идут в ногу с официальной политикой российского правительства, а всегда находятся в оппозиции к ней. На мой взгляд, поддерживать обмен можно только с помощью культуры, поэтому мне очень жаль, что сразу после начала войны Германия разорвала все отношения со всеми российскими учреждениями, исследовательскими институтами, университетами и культурными организациями. Что же касается современной российской литературы… Я не верю, что у нее нет будущего - даже при нынешней ситуации в России. Русская литература была при Сталине, русская литература была при Советском Союзе, так что я не думаю, что она исчезнет".

КРИСТИАНЕ КЁРНЕР (Christiane Körner)

Избранные переводы: Лидия Гинзбург "Записки блокадного человека"; Василий Гроссман "Сталинград"; Павел Зальцман "Щенки", Дмитрий Пригов "Только моя Япония"; Алиса Ганиева "Праздничная гора"; Дарья Серенко "Девочки и институции"

"Даже спустя почти два года после начала полномасштабной войны в Украине у меня нет ощущения, что моя работа была напрасной. Когда я переводила "Сталинград" Василия Гроссмана или "Записки блокадного человека" Лидии Гинзбург, я всегда подчеркивала: нужно, чтобы эти книги прочитали как можно больше немцев. Для меня было важно, например, чтобы в немецком общественном сознании укоренилось знание о блокаде Ленинграда. Вообще я считаю, что вина немцев перед людьми в бывших странах Советского Союза не подвластна времени.

Но я испытываю очень амбивалентные чувства - особенно в случае с Гроссманом. Потому что сейчас в России его текст использовали бы только для того, чтобы сказать: "Мы снова сражаемся против фашистов". Мысли авторов, которых я переводила, искажаются и извращаются официальной пропагандой, им придается совершенно противоположный смысл. И мне невыносимо думать о том, что тексты, которые я пыталась донести до сознания немцев, могут использоваться для совершенно противоположной цели.

Я больше не доверяю русской литературе. Не доверяю целостности, которая ей приписывалась или которую она сама себе приписывала. Русская литература, в том числе классика, пронизана имперскими моделями мышления и колониальными нарративами - у одних авторов их больше, у других меньше. Поэтому я думаю, что нам всем нужно перечитать и переосмыслить русскую литературу, взглянуть на нее по-новому. Не отменить ее, не выбросить - но посмотреть на нее более критически.

Вот только один пример. Я переводила книгу "Добро вам!" Василия Гроссмана, которую он написал в 1962 году после поездки по Армении. Для меня Гроссман - это пример невероятной честности, в том числе по отношению к себе. Но даже у него проскальзывает этот нарратив. Например, он пишет о недопустимости чувства превосходства, которое есть у русских по отношению к жителям других советских республик. И тут же продолжает: "Горько, что самая великая литература Земли и величайшие представители этой литературы иногда прикладывали руку к недоброму делу создания ходячего образа армянина - торгаша, сластолюбца, хапуги".

Раньше, может, я бы и не заметила эту "самую великую литературу Земли". Но нужно уметь распознавать этот способ мышления, на который наложило отпечаток имперское высокомерие и шовинизм. Уметь его анализировать. Противостоять ему. Конечно, это должны делать, прежде всего, россияне. Но это и моя задача как переводчицы. 

Сегодня я соглашаюсь переводить только тех авторов, которые решительно выступают против войны в Украине. Я не буду переводить никого, кто абсолютно четко и однозначно не высказался против российской агрессии. У переводчика создаются близкие отношения с каждым текстом, над которым он работает, и личность автора тоже играет в этом случае свою роль. Если этот человек жив, к нему нужно испытывать хотя бы какую-то симпатию. Я не могу разделить текст и его автора - это невозможно, по крайней мере, сейчас. 

Сейчас в Германии публикуется много книг о войне, о диктатуре в России, о россиянах - издательства считают, что у читателей есть потребность разобраться в происходящем. Поэтому были изданы такие книги как "Моя прекрасная страна" Елены Костюченко, "ZOV: Запрещенный репортаж" бывшего российского десантника Павла Филатьева (оба перевода Марии Райер (Maria Rajer) - Ред.), "Девочки и институции" и "Я желаю пепла своему дому" Дарьи Серенко (перевод Кристиане Кёрнер  (Christiane Körner) - Ред.). Есть интерес к теме гендерной идентичности в самом широком смысле - Маша Райер готовит к публикации уже третью книгу Оксаны Васякиной.

Востребованы русскоязычные авторы, которые писали на исторические темы. В прошлом году издательство Rowohlt опубликовало роман Марка Алданова: "Начало конца" (1939-1943) в переводе Андреаса Вайе (Andreas Weihe), и он продавался с огромным успехом. Наверное, не в последнюю очередь это связано с тем, что Алданов тоже пытался объяснить, что произошло с Россией и почему это случилось. Он первым, еще до Гроссмана, провел сравнение между зарождающимся тоталитаризмом в Италии и Германии и сталинизмом. Я сейчас готовлю перевод для нового издания "Бабьего Яра" Анатолия Кузнецова. В целом можно сказать, что, по мнению немецких издательств, читателям в Германии интересно все, что больше не может быть опубликовано в России, все, что находится в стороне от мейнстрима.

Вместе с тем нельзя не заметить, что не осталось больших имен. Крупные российские писатели уехали из страны и замолчали в эмиграции. А в России, по всей видимости, снова вернутся к практике самиздата, существовавшей при Советском Союзе в период 1960-1980 годов. Хотя сейчас это гораздо опаснее: в любой момент могут обвинить в "фейках", госизмене или еще чем-то ужасном. Во времена СССР, если такое и случалось, то не так повсеместно, как сейчас.

Сейчас в России еще публикуется какая-то яркая литература, ее еще можно купить в книжных магазинах, еще есть смелые издатели, но я не думаю, что это все будет долго продолжаться. В нынешней ситуации в России литература и искусство бессильны и бесплодны. И я боюсь, придется очень долго ждать, пока российское общество снова будет в состоянии создать что-то представляющее художественную ценность. Но на русском языке говорят не только в России, но и за ее пределами. И эмиграция из России началась не вчера. Так что я пытаюсь успокоить себя тем, что, может быть, в российской диаспоре - в Европе, Америке, Израиле или постсоветских странах - и появятся какие-то новые имена".

Смотрите также: