В конце мая 2022 года правительство Украины назначило 51-летнего Олега Котенко на должность уполномоченного по делам лиц, пропавших без вести при особых обстоятельствах. Офис уполномоченного создан при министерстве по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины. Среди его обязанностей - координация розыска исчезнувших и решения других, связанных с этим, вопросов. DW обратилась к Олегу Котенко с просьбой рассказать об особенностях поиска пропавших без вести в условиях войны России против Украины.

DW: Раньше судьбой лиц, пропавших без вести при особых обстоятельствах, занималась межведомственная комиссия, в которую входили представители национальной полиции, министерства обороны, офиса генпрокурора. Она еще работает?

Олег Котенко: Эта комиссия была ликвидирована постановлением кабинета министров, как только Верховная рада внесла изменения в закон "О правовом статусе лиц, пропавших без вести" и был создан институт уполномоченного по этим вопросам.

- Вы теперь единственная структура в Украине, которая занимается этими вопросами?

- Да, единственная.

- Вы разыскивали без вести пропавших еще в бытность общественным активистом. Какие дополнительные возможности для этой работы дает должность уполномоченного?

- С 2016 года мы как общественная организация "Группа "Патриот" действительно освобождали пленных и искали без вести пропавших. Сегодня наша работа подкреплена юридически, что не всегда было, когда мы действовали как общественная организация. В Украине единственный орган, который ведет розыск именно пропавших без вести, это - Национальная полиция. Общественные организации не могут ставить Нацполиции задач по розыску без вести пропавших, а офис уполномоченного может это делать и при этом полагается на сотрудничество полиции.

- В каком состоянии сегодня единственный реестр пропавших без вести лиц, на который было столько жалоб еще с 2014 года?

- Следует различать базу данных и реестр. Есть наша база данных, свои базы имеют МВД, СБУ, они вносят туда личную информацию пропавших граждан. Сведенного реестра как такового у нас в Украине пока нет. Есть его прототип, который апробируется сейчас. В настоящий реестр еще не внесено ни одно лицо. Пока что граждане могут обращаться по поводу исчезновения своих родных или близких в первую очередь к Национальной полиции, а могут и к нам.

- После этого его имя внесут в базу пропавших без вести?

- Еще нет. Нацполиция в течение трех суток ищет этого человека. Проверяет пересечение границ, где его видели в последний раз и так далее. Когда понимают, что человек исчез, полиция передает все эти данные в офис уполномоченного, мы эту информацию изучаем и размещаем в базе пропавших без вести.

- И после этого уже родственники могут получить государственную компенсацию?

- Да, после этого родственники, согласно украинскому законодательству, могут подавать документы в отделы социального обеспечения и получать компенсацию в связи с потерей кормильца. Но это произойдет через месяц после того, как сведения о без вести пропавшем окажутся в базе данных. У нас с 6 мая работает колл-центр по номерам 0800 339247 и 095 896 0421. Кроме того, наши перемещенные лица могут из-за границы позвонить на второй номер через Viber, или Telegram.

- Сколько пропавших без вести числится в вашей базе данных?

- С 6 мая 2022 года в колл-центр офиса уполномоченного начали приходить сообщения об исчезновении граждан. По состоянию на 26 июня в нашей базе было 6972 лица, которые считаются пропавшими без вести. В то же время Нацполиция получила по состоянию на июнь около 20 тысяч заявлений с просьбой найти родных и близких, из них почти 6000 нашлось. Многие находятся сами по себе. Как? Нам звонят и говорят: "Все хорошо, наши родные дома, спасибо за готовность помочь!" Либо кто-то говорит: "Наш родной, товарищ - в плену, они нам оттуда звонили, зафиксируйте это, пожалуйста". После такой информации мы работаем с Главным управлением разведки, Службой безопасности Украины над тем, чтобы их освободили. Такие лица изымаются из нашей базы данных и соответствующие службы работают над их освобождением из плена.

- Почему такая разница между вашими данными и данными Национальной полиции?

- В полицию обращаются все, там много бытовых случаев. Человек мог выйти из дома и через неделю вернуться. Нам полиция передает дела, когда человека не могут найти дольше месяца. Кроме того, 90 процентов из этих почти 7000 обращений к нам - это все же военные. Нет данных, что они погибли. Большинство из них, я так понимаю, в плену. Но у них нет связи с родными, поэтому родственники обращаются к нам, полагая, что они пропали.

- Почему вы думаете, что они в плену?

- Я в этом уверен. Пример с 36-й бригадой морской пехоты, что была на "Заводе Ильича" (Мариупольский металлургический комбинат имени Ильича. - Ред.). Их было почти 70 бойцов. Всех увезли в Таганрог в СИЗО №1 или №2. Они там, и мы знаем, что они там, по непрямым доказательствам: кто-то кому-то смог позвонить, кто-то где-то видел кого-то и сообщил в Украину. Но, пока у нас нет прямых доказательств, они числятся как без вести пропавшие.

- Ваш офис приобщают к верификации списков пленных?

- Не то чтобы приобщают, но если мы получаем обращение, то одна из моих самых первых задач - выяснить, человек в плену или он действительно пропал без вести. Поэтому мы очень тесно сотрудничаем с Национальным информационным бюро, госслужбами, спецслужбами Украины относительно всего, что касается пропавших без вести.

- Часто общественность не знает, как себя лучше вести, когда мы имеем дело с лицами, которые могут быть в плену. Стоит такую информацию делать максимально публичной или, наоборот, поменьше огласки?

- Был случай, когда член союза журналистов попал в плен. Его показали в одном видео. Возник вопрос - нужна ли огласка? Я поставил встречный вопрос - он воевал или выполнял обязанности журналиста? Если он выполнял работу журналиста, то огласка нужна максимальная. Но получилось так, что этот человек был с оружием в руках и защищал родную землю. Поэтому они будут считать его пленным. И тогда публичность здесь ни к чему. Это может привести к тому, что таких будут дольше держать в плену и торговаться за них: а давайте менять не одного к одному, а одного на двоих-троих. Максимальная публичность, когда человек попадает в плен, дает врагам дополнительные инструменты шантажа. По Женевской конвенции, медики, журналисты, повара, музыканты не идут на обмен, их просто передают сторонам, потому что они не комбатанты. Но российский агрессор не делает этого.

- Ваш офис общается с кем-то со стороны российских оккупантов?

- Да, но мы с ними контактируем через Международный комитет Красного Креста. Передаем им списки с фамилиями наших граждан, пропавших без вести. Они передают их уже российской стороне, а те, тоже через них, передают свои списки нам.

- Вносят ли в эти списки людей, депортированных россиянами в РФ?

- При Минреинтеграции действует целый департамент, который занимается именно вопросами депортированных и детей. Мы же занимаемся сугубо пропавшими и, повторяю, это на 90 процентов наши военные.

- Граждане РФ обращаются к вам в поиске своих родных?

- Этим занимается министерство внутренних дел, у них есть "горячая линия" для обращений из России. К сожалению, не могу сказать, сколько таких было.

- Сообщают об огромном числе погибших гражданских лиц в Мариуполе, которых хоронили в братских могилах. Будет ли кто-нибудь искать этих людей, проводить анализ ДНК и устанавливать личности?

- Так и будет. Объясню, как это работает: обратились к нам - мы ищем. Но знаю, что у многих нет возможностей обратиться к нам с просьбой разыскать их родных, которые действительно могут быть в братских могилах. На что мы рассчитываем? У нас есть служебная интерактивная карта, на которую мы наносим места захоронений. И когда мы освободим эти территории, проведем эксгумацию тел. Если война будет длительной, будем вести переговоры, чтобы забрать наших людей из тех братских могил и перезахоронить на неоккупированой территории.

Смотрите также: