Первое в России уголовное дело по статье о сотрудничестве с нежелательной организацией само по себе обращает на себя внимание. И организация вроде бы не та, которую объявили нежелательной, и претензии какие-то смехотворные, вроде дискуссии с властями или разъяснения важности участия в выборах. Но особое значение этому делу придают его ужасные подробности. У ростовской активистки организации "Открытая Россия" Анастасии Шевченко умерла 17-летняя дочь, которая за день до этого была помещена в реанимацию с обструктивным бронхитом. Причем буквально накануне адвокаты просили изменить меру пресечения Шевченко именно в связи с необходимостью ухода за ребенком. В последний момент следователь разрешил матери посетить дочь в больнице, но было уже поздно.
Моральная ответственность - на следствии и суде
Обстоятельства случившегося теперь не имеют решающего значения, если мы говорим об ответственности, прежде всего, моральной. Да, у девочки и раньше могли быть и были проблемы со здоровьем, да, возможно, медицинская помощь была оказана несвоевременно или некачественно, да, формально все в рамках закона, и вообще следователь мог никого никуда не отпускать, и ничем не нарушил бы процедуру. Несмотря на все это, ответственность - хотя бы частично - должна ложиться на следствие и суд, который в итоге избирал меру пресечения, ведь его именно о таком риске и предупреждали. И теперь эта смерть и на совести этих людей тоже.
Я знаю это чувство по себе. Мой отец умер в больнице спустя месяц после жестокого избиения. Но скончался он не от полученных травм - они-то как раз заживали и не казались не только смертельными, но и угрожающими жизни. У него оторвался тромб, и медики ничего не успели сделать. В их заключении нет ни слова об избиении, но я не могу не связывать его со смертью отца, и соответственно, не возлагать вину за его смерть на тех, кто на него напал. Невозможно проверить, как бы все сложилось, если бы его не избили, поэтому формально мое чувство безосновательно, а фактически - очень даже.
Вряд ли нам удастся достоверно установить, есть ли у людей, принимавших решения по Шевченко, совесть, и в какой мере она их мучает. И уж если мы слышали о самых настоящих пытках, если мы знаем, что было с Магнитским, чего удивляться, что какому-то очередному "врагу народа" не пошли навстречу из-за больной дочери.
Грани "гуманизма" системы
У нас в целом плохо с эмпатией, но нельзя не признать, что подобное поведение системы - вполне привычное и было бы удивительно, если бы она повела себя как-то иначе. Да, ссылки на слабое здоровье или состояние родных и близких - известная уловка подследственных и их адвокатов, что вовсе не означает, что этими темами спекулируют, чтобы облегчить свою участь и выбить лучшие условия. Да и желание это вполне понятное: те, кто видел, скажем, Никиту Белых до ареста и ближе к приговору, понимают, что российская тюрьма - довольно эффективное место по превращению здорового на вид человека в калеку.
Пропаганда наверняка попытается возложить ответственность, хотя бы и косвенную, на Михаила Ходорковского - дескать, это его организация нежелательная, вот люди и страдают. Ходорковскому не привыкать, и он хорошо знаком не только с прямым давлением, но и с использованием людей, которые на него работают, в качестве заложников. Он знает обо всех гранях "гуманности" системы: от мучений Василия Алексаняна до собственного освобождения из-за болезни матери. Да, система может действовать избирательно, особенно, если это зачем-то понадобилось на самом верху. Впрочем, и Ходорковский - человек непростой: его дело может дойти до президента, а у дела Анастасии Шевченко нет никаких шансов.
Лучше перебдеть чем недобдеть
Система работает так, что она никогда не наказывает за "перегибы на местах". И по логике следователей и судей гораздо лучше, что называется, "перебдеть". Даже если будет проведена какая-то проверка, никаких серьезных выводов или санкций не последует: как уже было сказано, по закону-то не придерешься, все действовали в рамках своих полномочий, а быть человечным инструкция не обязывает и обязать не может.
Отдельные проявления гуманизма случаются, особенно в отношении людей, скажем так, непростых: интернет обошел коллаж из двух фотографий с судебных заседаний: на одной Анастасия Шевченко в стеклянном "аквариуме", на другой - только что задержанный сенатор Рауф Арашуков, сидящий за столом рядом со своим адвокатом. А Арашуков, среди прочего, подозревается и в заказном убийстве.
Подобные "издержки" - важный фактор психологической и в какой-то мере идеологической борьбы с политическими активистами. Позиция "О семье надо думать, прежде чем в политику лезть" вряд ли будет артикулирована хоть как-то официально, но она сквозит в пропагандистском пространстве. Риски политических активистов распространяются и на их родных и близких - это не сегодняшнее открытие, мы просто получили этому еще одно подтверждение. На фоне преследований, которым ныне подвергаются сотрудники "Открытой России", и действующему активисту, и потенциальному предлагается крепко подумать, прежде чем в такие истории ввязываться.
Одновременно система сама работает на радикализацию политических противников режима: ведь если ты знаешь, что никакого гуманизма к тебе проявлено не будет, то и действуешь более решительно, с ясным пониманием того, что ждет тебя и твое окружение. Влияние этого эффекта не слишком заметно в условиях растущей поддержки населения и экономического роста, но в нынешней ситуации падения рейтингов и социального недовольства им пренебрегать не следует.
Автор: Александр Плющев - журналист радиостанции "Эхо Москвы", автор еженедельной колонки на DW. Telegram: @PlushevChannel, Twitter: @plushev
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также: