С 9 до 12 ноября лидер белорусской оппозиции Светлана Тихановская находилась уже со своим четвертым за время протестов в Беларуси визитом в Германии. Перед отъездом в Вильнюс она рассказала в интервью DW о том, почему так часто ездит именно в Берлин, о состоянии протестного движения в Беларуси и роли оппозиционных партий, планах на транзитный период после Лукашенко, эффективности западных санкций, роли Кремля и сказке, которой живет ее шестилетняя дочка.   

DW: Вы уже четвертый раз приезжаете в Германию после начала протестов в Беларуси. Почему так часто именно в ФРГ?

Светлана Тихановская: Мы налаживаем связи со всеми странами. Германия идет на диалог, готова оказывать помощь белорусскому гражданскому обществу. Германия - лидирующая страна в Европе, она способна сыграть главную роль в том, что касается помощи в преодолении кризиса в Беларуси.

- В тот день, когда вы приехали в Берлин и выступали перед белорусской диаспорой, вы сказали, что Германия осторожничает. Что Берлин мог и может сделать, но не делает?

- Когда мы говорим "осторожничает", то имеем в виду более весомые заявления и действия. Вы же понимаете, как нам больно, наши любимые там, в тюрьмах, и нам кажется, что намного больше можно было бы сделать - вводить более решительные санкции, принимать более решительные резолюции, больше говорить о Беларуси на разных мероприятиях, чаще приглашать представителей демократической Беларуси, например, на встречи G7 или G20.

- Но, если говорить о санкциях или каких-либо политических решениях, вы же понимаете, что Германия связана обязательствами в рамках Европейского Союза. Может быть, вам имеет смысл чаще бывать в Брюсселе, в Еврокомиссии?

- Мы на связи со всеми и понимаем, что каждая страна вносит свой вклад. Но ведь Германия одна из самых мощных экономик, ее голос громче, чем у других.

- Давайте поговорим о ситуации в Беларуси. Похоже, что она зашла в тупик. Что вы делаете, чтобы вывести ее из тупика?

- Ситуация не в тупике. Возможно, такой она выглядит извне. Ведь все привыкли судить по картинкам. Но белорусы продолжают бороться - теперь, скорее, подпольно. Понятно, что цена за участие в митингах слишком высока. Поэтому внутри страны создаются подпольные организации, набирает силу рабочее движение. Режим очень этого боится. На каждом предприятии сотрудники из КГБ следят, чтобы люди не собирались, не обсуждали что-либо вместе в курилке. Мы разработали план "Перамога", к которому могут присоединяться люди, и это активизирует, мобилизует общество.

Возможно, будет объявлено о проведении референдума, от которого, конечно же, ничего не зависит. Никакая новая конституция в условиях такого беззакония ничего не изменит. Но под референдум можно мобилизовать людей, побудить их на какое-нибудь простое действие. И от этого режиму страшно.

- То есть, вы считаете, что носители протеста в Беларуси еще есть, еще не все уехали, не все в тюрьмах, не все запуганы?

- Пускай, уехали 200, 300, 400 тысяч. Точных данных нет. А население у нас - девять миллионов. Даже если взять только половину, то носители протеста, конечно, есть. Дух перемен - он в людях. Кажется, что люди живут своей жизнью, но куда ни зайди - в ресторан, на вечеринки, на дискотеку, в парках, везде, где люди собираются, все говорят об одном и том же. О том, что все надо менять. И мы можем это сделать. Обсуждают, как это сделать.

- Лукашенко удалось зачистить гражданское общество, разгромлены практически все независимые неправительственные организации. Пока нетронутыми остаются оппозиционные партии в Беларуси. Какова их роль? Или какую роль им отводите вы?

- Понятно, что роль партий в Беларуси другая, чем, например, в Германии. Но партии, действительно, существуют. Но для того, чтобы выжить, сейчас, наверное, время громко не говорить. Понятно, что и партии хотят перемен, но заявлять об этом не могут. Они существуют, как альтернатива, поднимают какие-то вопросы, но это не …

- … не носители протеста?

-  Они тоже носители протеста, но пока подпольные.

- В одной из статей вы написали, что работаете над расколом минских элит. Что вы имеете в виду?

- Люди в окружении диктатора - люди бизнеса, чиновники - тоже работают в ужасных условиях. Работать вопреки, исполнять безумные приказы - тебе это не нравится. Ты тоже хотел бы все изменить, но не можешь, потому что тебе тоже страшно - за семью, за себя. И это недовольство растет. И в какой-то момент недовольство возобладает. Или бизнес, который попадает под санкции. Он не хочет нести убытки, не хочет брать на себя часть ответственности за преступления, которые совершает режим. Бизнесмен тоже думает, надо ли ему здесь оставаться и поддерживать этого человека.

- Давайте пофантазируем: Лукашенко ушел, ваша команда пришла к власти. У вас есть программа действий, скажем, на первые 100 дней? И что вы собираетесь делать с теми людьми, которые поддерживали режим, например, с омоновцем, о котором вы не знаете, избивал ли он людей или просто стоял в оцеплении?

- Наша задача - если предположить, что Лукашенко нет - провести новые, честные и справедливые выборы. Это транзитный период, в который главное - стабилизация ситуации в стране. Все чиновники остаются на своих местах. Ничего радикально не меняется. Мы готовим новые выборы, выдвигаются кандидаты. А потом, когда приходит к власти новый президент, тогда начинается работа, реформы, перестановки. Но те, кто сейчас работает, если они готовы принять демократизацию общества, государственных структур, то они …

… в том числе тот омоновец?

- У нас Координационным советом была выработана стратегия примирения. И если тот омоновец не совершал тяжких и особо тяжких преступлений, то он тоже подпадает под стратегию примирения. Но те, кто изувечивал людей, убивал, пытал в тюрьмах, должны ответить за свои поступки перед честным, справедливым судом. Тогда приступят к работе люди из BYPOL (инициатива бывших сотрудников силовых структур. - Ред.), у которых есть много связей в силовых структурах и информации.

- Светлана, вы все время ратуете за усиление европейских санкций против минского режима. До сих пор санкции никакого эффекта не дали. Скорее, наоборот. Может быть, пора сменить тактику?

- Давайте с вами подискутируем, какие были санкции. Первые реальные санкции были введены только через 10 месяцев после начала протестов - после захвата самолета Ryanair. Но и они оставили много пробелов. Самые основные продукты экспорта - калийные - не попали под санкции. Это все секторальные санкции, которые не могут работать в полную силу. Сейчас обсуждается пятый пакет санкций. Мы не знаем, что в нем будет. Мы считаем, что на режим могут повлиять только экономические санкции. А индивидуальные санкции носят, скорее, только моральный характер. Нужно бить по самым болезненным точкам режима. Вот 9 декабря вступят в силу очень мощные американские санкции с вторичным действием. Мне кажется, что именно поэтому сейчас происходит эскалация с мигрантами - чтобы заставить Запад начать диалог с режимом.

- А вы не думаете, что западные санкции до тех пор останутся безрезультатными, пока у Лукашенко за спиной Кремль?

- Но каким образом в последнее время Кремль поддерживает Лукашенко?

- Экономически…

- Нет. Когда был последний транш из обещанных полутора миллиардов долларов? Очень давно. Сейчас активность российских высказываний в поддержку Лукашенко заметно снизилась. Понятно, что есть зависимость диктатуры Лукашенко от Кремля, слишком долго два человека идут рука об руку, взаимодействуют и сотрудничают. Но я думаю, что в Кремле понимают, какие преимущества и какие потери сопряжены с поддержкой Лукашенко.

- Один личный вопрос. Вашему сыну 11 лет, дочке - шесть. Как они воспринимают перемены в семейной жизни, эмиграцию?

- У моих детей детство. Мой сын знает, что происходит и почему мы уехали. Для дочки все еще работает сказка о том, что папа застрял в Беларуси из-за коронавируса, передает ему подарки, пишет письма. Пока этого достаточно. Еще не время для серьезных разговоров. Мы смотрим видео с папой, о нем вспоминаем, плачем, думаем… Пока так.

Смотрите также: