Фотожурналисты Евгений Малолетка и Мстислав Чернов 12 декабря были награждены премией "За свободу прессы" международной организации "Репортеры без границ". Работа украинских корреспондентов по освещению событий в осажденном российскими войсками Мариуполе в феврале-марте этого года отмечена в номинации "За влияние". DW поговорила с фоторепортером Евгением Малолеткой о его работе после Мариуполя, российской дезинформации и о том, как выжить журналисту на войне.

DW: За свою работу в Мариуполе в начале войны вы с Мстиславом Черновым весь год продолжаете собирать награды. Это работать не мешает?

Евгений Малолетка: Это непросто. Но ведь это не мы сами себя номинируем, и даже не наша редакция, а журналистские организации. Работа в Мариуполе действительно была исторической, поэтому ее высоко оценили, поэтому дают награды. Мы, в свою очередь, рады, что таким образом обращаем внимание и на трагедию Мариуполя, и на войну в Украине в целом, и на украинскую журналистику, которая завоевывает призы по всему миру. Это очень полезно, что именно украинские журналисты показали миру, как выглядит российская оккупация в Донбассе, как они уничтожили Мариуполь, сколько жизней они там забрали.

После Мариуполя нас многие узнают, благодарят, за то, что мы сделали. Но мы делали такую же работу, как и другие журналисты, и продолжаем ее делать. Важно не останавливаться и продолжать показывать все эти ужасные события, которые происходят.

- Вы сейчас вернулись из Херсона. Как там?

- Последние 10 дней работал там. Много следов военных преступлений, много заминированных территорий, бесконечные обстрелы… Постоянно фоном слышишь, как что-то взрывается или куда-то летит. Обстановка нездоровая, далекая от нормальной – как и в других прифронтовых городах. Каждый день люди гибнут, в том числе и сегодня.

Люди, решившие там остаться, стремятся как-то нормализовать свою жизнь. Мы видели, например, как возвращается бизнес, который не хотел работать в условиях оккупации. У людей есть надежда на то, что изменения будут к лучшему. Одна из цитат, которую часто приходилось слышать: лучше жить под обстрелами, чем в оккупации. Похожее уже приходилось видеть в Харьковской области.

- Ждете ли вы того, чтобы увидеть все это, снимать все это в своем родном Бердянске?

- Я не хочу загадывать заранее, но мы все надеемся, что наша страна будет деоккупирована и все наладится. Я об этом общался и с мариупольскими врачами, и со своими родителями, которые сейчас вынужденные переселенцы - все мы хотим вернуться домой. Это наша основная задача – победить и вернуть свою жизнь, вернуть свой дом. Надеюсь, это нам удастся малой кровью. Потому что слишком много наших ребят гибнет каждый день. Больно это осознавать.

- Погибает и травмируется немало коллег. Что бы вы посоветовали журналистам на этой войне?

- Трудно что-либо советовать. На войне все хотят тебя убить – это же основной принцип. Что-то летит, стреляет, взрывается. Когда мы начинали работать в 2014 году, то учились каким-то принципам и правилам вместе с развитием ситуации. Ситуация обострялась – и ты учишься чему-то новому. Когда началась новая эскалация в этом году, все произошло сразу и по максимуму. И продолжается до сих пор.

К войне невозможно подготовиться на 100 процентов, невозможно быть уверенным на 100 процентов, что все будет хорошо, что именно в этот раз, когда ты едешь на передовую, все пройдет спокойно. И мне кажется, все коллеги, кто сейчас едет на войну, понимают, что риск погибнуть очень высок. Мой совет: готовиться к худшему, что можно представить, но надеяться все равно на лучшее. Важно быть натренированным, осторожным и ловким, делать все быстро и знать медицину.

- Россияне в Мариуполе объявили на вас что-то вроде настоящей охоты после публикаций об ударе по роддому. Это оказало влияние на дальнейшую работу?

- К нам и сейчас приковано их пристальное внимание. Эта работа получила признание, но с другой стороны была очень сильная российская атака. Боты в соцсетях, дипломаты, официальные лица утверждали, что наша работа – это фейк, объявляли нас информационными террористами. Но мы просто продолжаем делать свою работу.

Они всегда так поступают. Их задача – опровергнуть факты, и для этого они используют весь свой ресурс. Это же не в первый раз происходит. С украинским фотографом Глебом Гараничем в 2008 году было то же самое – его фотографии из Гори в Грузии (речь идет о фоторепортаже корреспондента агентства Reuters Глеба Гаранича о бомбардировке российской армией грузинского города Гори во время вооруженного конфликта в Южной Осетии в августе 2008 года, за которую он получил престижную премию World Press Photo. – Ред.) называли фейком, фотошопом, публиковали его фальшивые интервью.

- Насколько сильно, по вашему мнению, влияние российской дезинформации на оккупированных территориях? Действительно ли люди лишены возможности слышать правду о войне, о событиях в Украине?

- Если помнишь, даже начало войны – первые взрывы, первые бомбардировки границ – сопровождалось большой информационной атакой. Это было невероятное количество фейков, с использованием постановок, архивов, которые просто заполнили интернет и наводили панику на людей. Все это делалось, чтобы украинцы боялись, думали, что Киев захвачен в первые часы, что правительство сбежало. Это все было частью большого плана.

Большинство же не проверяют все новости, которые до них доходят. У них просто нет на это столько времени и ресурсов, столько знаний, как у нас, журналистов. Они склонны доверять тому, что видят или наоборот подвергать сомнению абсолютно все. Когда мы были в Мариуполе, это было просто очевидно – местные останавливали нас, тех, кто так же сидел в городе и спрашивали: правда ли, что российские танки уже на Крещатике? В стрессе люди склонны верить первому, что прорывает информационный вакуум.

-  Не является ли фотожурналистика своего рода страховкой от фейков?

- К сожалению, не в наше время. Сейчас факты подвергаются многочисленным интерпретациям. Мы можем брать факт, фотографию, а россияне ими манипулируют. Например, говорят, что наши фото из роддома – это постановка. Фотографиям достается особенно – ведь снимок можно срежиссировать.

Именно так российские власти пытались дискредитировать нас, ведь им это было особенно неудобно. В конце концов, россияне потом и сами начали показывать на своем телевидении, как они бомбят город, как обстреливают из танков жилые дома – как будто в каждом сидит по бандеровцу. В конце концов так был уничтожен почти весь Мариуполь. Я видел своими глазами, как самолеты бомбят жилые кварталы, как танки обстреливают дома.

- Что-то еще за эти девять месяцев вас поразило так же сильно?

- В общем, вся эта война не может оставить никого равнодушным. Ведь в своей стране, каждый день, читая цифры, ты понимаешь, что за ними человеческие жизни, детей, взрослых, стариков. Убивают украинцев каждый день. Я до сих пор не могу понять этот уровень жестокости, которой нет предела. Они до сих пор пытаются скрыть ее, но это невозможно. Невозможно убить около сотни тысяч человек в Мариуполе, в Изюме и скрыть. Расстреливать гражданские автомобили, которые пытаются уехать, просто ради развлечения... Проломить череп мужчине в Херсоне, который просто не хотел отдавать им свой автомобиль. Эти пыточные, которые находят в каждом деоккупированном городе, где, в конце концов, просто отжимают деньги... Но самое страшное, что всему этому нет конца.

- Трудно ли будет украинской журналистике вернуться с войны к обычной работе?

- Трудно думать об этом, пока весь этот хаос не кончится. Мы же видим, как Киев возвращается к нормальной жизни даже несмотря на блэкауты, люди пытаются как-то крутиться. Главное, оставаться людьми, ведь, к сожалению, мы все к этому ужасу привыкаем. Но мне кажется, что сила в правде. И журналистика – один из инструментов этой правды, поэтому сейчас она особенно важна. Важно рассказывать украинцам и всему миру о том зле, что сейчас происходит. Оно должно быть задокументировано, остаться в истории, и в этом тоже наша задача.

Смотрите также: