На Франкфуртской книжной ярмарке состоялась презентация опубликованной в немецком издательстве Klett-Cotta книги "Моя мама назвала бы это войной", которую написала Вера Политковская - дочь убитой российской журналистки и правозащитницы Анны Политковской. DW встретилась с Верой и поговорила с ней о том, как она относилась к работе своей матери, о предчувствиях гибели, которые были у Анны Политковской, об угрозах в адрес дочери Веры - Анны и о прогнозах будущего России. 

DW: В Германии вышла ваша книга, которая называется "Моя мама назвала бы это войной". Расскажите, пожалуйста, как и когда вы решили ее написать?

Вера Политковская: Мы в семье уже несколько лет думали о том, что о маминой работе известно очень многое - как она бывала в Чечне, о чем она писала, при этом ее личность совершенно не была раскрыта. Но ведь у мамы не только работа присутствовала в жизни, была и другая сторона, о которой практически никто ничего не знал. И мы достаточно часто говорили о том, что хорошо было бы, если бы кто-то из нас описал эту другую сторону. И когда мне предложили написать эту книгу, я сразу согласилась.

- Какой была ваша мама?

- Она была сложным человеком, потому что простой человек такую работу вряд ли бы смог делать и выдержать. У нее был достаточно сложный характер, и это проявлялось и на работе, и внутри семьи. Когда мой брат и я были детьми, мы часто сталкивались с тем, что у мамы было совершенно четкое представление о том, как должны развиваться наши жизни. Она была очень озабочена нашим образованием, это была очень важная для нее тема. И, конечно, это встречало сопротивление, потому что мы были подростками, и нам хотелось заниматься другими вещами.

- Вы ссорились?

- Да, у нас были конфликты, что естественно для любой семьи и любых отношений. Мама никогда не шла на поводу у чьих-то, в том числе наших собственных, представлений о жизни. У нее был свой строгий план, которому мы должны были соответствовать, и мы должны были идти этим путем. И она все делала для того, чтобы это было именно так.

- Вы стали журналисткой, потому что ваша мама этого хотела?

- Нет, она, наоборот, совершенно этого не хотела и делала все, чтобы этого не произошло. Поэтому по образованию я музыкант, закончила Московскую консерваторию. Мой брат тоже огромную часть своей жизни оставил именно в кабинетах консерватории и концертных залах. Когда выяснилось, что у нас с братом есть какие-то музыкальные данные, мама решила, что мы этим путем и пойдем. И все делала для того, чтобы это состоялось.

Поэтому мое попадание в журналистику произошло совершенно случайным образом. После окончания консерватории я начала работать по профессии и поняла, что зарабатывать на жизнь этим способом мне будет сложно. А потом у меня появилась возможность какое-то время поработать журналистом по культурной тематике, и вот так я вошла в журналистику.

- В каком СМИ вы работали?

- В РИА "Новости" - но тогда они еще не были тем, чем стали сейчас. Это был период достаточно мощного развития этого СМИ под руководством Светланы Миронюк, которая вложила в это всю свою душу и все свои знания. Я работала в культурной редакции до того, как убили маму. На тот момент я была беременна. Когда я родила ребенка, я вернулась и какое-то время еще работала в РИА "Новости". Потом я занималась ребенком и не работала, а когда дочь подросла, я ушла на телевидение и стала заниматься общественно-политической журналистикой.

- Что вы думали в юности о работе вашей мамы в "Новой газете"? Вы поддерживали ее?

- В начале 90-х я была еще ребенком, потом подростком, и тогда я в большей степени была занята своей жизнью, так что я не могу сказать, что как-то очень внимательно относилась к ее работе. В конце 90-х - начале 2000-х мама начала активно заниматься Чечней, и тогда начались первые проблемы, связанные с безопасностью.

Многие спрашивают: "Как вы жили с тем, что она так часто ездила в Чечню?" Мы с этим жили как с обычной частью жизни. Не было такого, что каждый мамин условный отъезд на Северный Кавказ выливался в то, что мы сидели и ждали от нее звонка. Нет, мы занимались своими жизнями, учились, потом работали. Она понимала, чем занимается, и в тот период ее работа в основном была связана для нас с тем, что она обсуждала с нами вопросы безопасности и предупреждала, чтобы мы были достаточно осторожны.

- В книге вы написали, что ваша мама предчувствовала свою гибель…

- Да, это началось после того, как погиб ее коллега Юрий Щекочихин. Он был отравлен, и после этого мама в достаточно странных, наверное, выражениях начала говорить о том, что, если ей суждено быть убитой так же, как Юрию Щекочихину, это должна быть красивая смерть. Она говорила, мол, хорошо бы, чтобы это был букет роз, опрысканный ядом. Она бы взяла его, вдохнула - и вот таким красивым для женщины способом погибла.

Но шутки шутками, а серьезные разговоры были о том, в чем она хочет быть похороненной, что нужно делать, если наступит ее смерть, где в доме лежат документы, деньги. Все это было не часто, конечно, но это обсуждалось.

- Как вы относились к таким разговорам?

- Сложно. Я не могу сказать, что в тот момент я это ощущала как реальность, которая когда-то наступит. Мне эти разговоры казались очень гипотетическими. Мой брат вообще не мог их поддерживать. А  я просто слушала, что мама мне говорила в эти моменты. Я ничего не отвечала, но знала, что она об этом думает.

- Первой вашу книгу опубликовали в Италии. После этого она была издана в Финляндии, теперь - в Германии. Вы планируете издавать ее на русском языке? Понятно, что в России в настоящее время она появиться не может. Но, может быть, за пределами России, дистанционно?

- Пока что это в планы не входит.

- Почему?

- Во-первых, я думаю, что вряд ли у этой книги есть значимая аудитория в России. Во-вторых, скажем прямо, то, что сейчас происходит в России, совершенно не согласуется с тем, что написано в этой книге. Какой-то части людей в России это, наверное, было бы интересно прочитать, но все-таки еще не время. Может быть, когда-нибудь.

- Убийство Анны Политковской произошло 7 октября 2006 года. Исполнители преступления давно осуждены, но заказчики так и не были найдены. В 2021 году назад истек срок давности для их уголовного преследования. Означает ли это, что официальное следствие прекращено?

- Юридически оно не прекращено, но фактически не происходит ничего. В этом уголовном деле я признана потерпевшей стороной, а по российскому законодательству в таком случае человек является юридической стороной во всем процессе. То есть если что-то происходит, меня все время держат в курсе: мне по почте приходят бумаги, что был один допрос, другой допрос, мне нужно приехать куда-то и расписаться… Но уже долгое время ничего не происходит.

- А как шло следствие до 21-го года? Что-то вообще происходило после того, как осудили исполнителей?

- После того как была осуждена и посажена нижняя цепочка исполнителей, все прекратилось. Мне приходили по почте уведомления, что уголовное дело номер такой-то продлено еще на столько-то месяцев. Больше не было ничего.

- Коллеги вашей мамы из "Новой газеты" заявляли, что они ведут свое собственное следствие. Вы верите в то, что заказчик будет найден и наказан?

- Я не то, чтобы верю, сколько очень надеюсь, что это произойдет. При этом понимаю, что это произойдет только тогда, когда нынешний строй в России развалится, и будет какая-то другая Россия. Но на данный момент нет никаких признаков того, что эта прекрасная Россия будущего, о которой мечтают многие люди, скоро наступит.

- Ваша мама в книге "Путинская Россия" и в своих публикациях предсказала многое из того, что произошло после ее смерти. И то, что войны в Чечне - это только начало, и то, к чему приведет правление Путина… Почему ее предупреждения не восприняли всерьез - ни в России, ни на Западе?

- Есть такое выражение "Нет пророка в своем Отечестве". Люди, которые тогда читали ее работы - и в России, и на Западе, - считали, что она сильно сгущает краски, что это все преувеличение. Но, как показала последующая история, никакого преувеличения не было. Иногда я думаю о том, что бы мама сказала, если бы узнала, что сейчас происходит в мире. Российская агрессия в Украине, последние события в Израиле.. Мне кажется, что она не поверила бы в то, куда мы пришли. Потому что мир сейчас просто в огне.

- Какой была ваша первая мысль после того, как вы узнали, что Россия напала на Украину?

- Это был шок. Несмотря на то, что все западные СМИ трубили о том, что это вот-вот произойдет, мне, конечно, не хотелось в это верить. За пару дней до начала была та известная речь Путина. Когда я ее прослушала, я поняла, что это неизбежно. Но все равно масштабы этой войны было сложно представить. И первая рациональная мысль после начала войны, после того, как шок немножечко меня отпустил, была о том, что надо уезжать. Если до этого мы стояли на краю пропасти, - мы, в смысле, Россия, - то в тот момент мы просто в нее полетели.

- Ваш отъезд не в последнюю очередь был связан с травлей и нападками, которым подверглась ваша 16-летняя дочь, Анна. Расскажите, пожалуйста, что произошло?

- Моя дочь Аня в каком-то смысле похожа на мою маму. Она открыто и безапелляционно заявляет о своих мнениях по разным вопросам. Возможно, это гены, плюс, конечно, ее подростковый возраст. Когда началась война в Украине, у нее было тоже очень жесткое мнение по этому поводу. И она не стала его скрывать среди своих сверстников в школе. Это встретило сопротивление среди подростков, и начались конфликты. У дочери и до войны были проблемы из-за фамилии Политковская, но после начала войны они достигли такого уровня, что я просто забрала ее из школы.

- В книге вы пишете, что Ане на телефон стали приходить сообщения с угрозами убийства. Одна из одноклассниц написала ей "Ты кончишь так, как твоя бабушка" - с подробным описанием того, как это может произойти.

- Да. И я забрала ее из школы из соображений безопасности. В начале марта она уже была на домашнем обучении, и я понимала, что в России она в школу больше ходить не будет.

- Где вы сейчас живете? Чем вы занимаетесь?

- Я живу в Италии. Понемногу занимаюсь журналистикой как фрилансер.

- Недавно независимые источники опубликовали данные о потерях России в войне с Украиной с 24 февраля 2022 года. По самым консервативным оценкам, они превышают 33 тысячи человек. При этом две трети россиян по-прежнему поддерживают войну. Сколько черных мешков должно вернуться в Россию, чтобы общественное мнение изменилось?

- Независимые социологические исследования говорят о том, что войну поддерживают не более 30% населения. И я думаю, что они правдивы. Люди не хотят войны, люди не хотят мяса и крови. Другой вопрос - поддержка Путина. В России действительно есть люди, которые считают: кто если не Путин, может управлять такой огромной страной с таким количеством проблем? Я сейчас не буду их критиковать, хотя, конечно, думаю, что они неправы. 

Понятно, что действующий строй в России до ухода Путина никуда не денется и все будет в том же духе. Скорее всего, он останется у власти до 2036 года.. Но зря люди думают, что Путин уйдет, и у нас сразу наступит прекрасная Россия будущего. С его уходом ничего по щелчку не изменится. В 2036-м после его ухода начнутся большие проблемы.

- Но Путин может уйти и раньше - в конце концов, все люди смертны…

- Да, это понятно. Но каким бы образом он не перестал находиться на том месте, где он находится, по щелчку после этого ничего срочно не улучшится. Начнется борьба за власть, и она будет, скорее всего, кровавой и очень жесткой. Потом еще какое-то количество лет будут происходить внутренние брожения, и только спустя какое-то количество лет, в лучшем случае, к власти придет адекватный человек. Вы представляете, о каких мы сроках говорим? Я не знаю, доживу ли я до этого.

- Судя по вашему прогнозу, на возвращение в Россию в ближайшем будущем вы не надеетесь.

- Я хочу вернуться в Россию. Я люблю ее, я отделяю Россию от власти, которая там сейчас всем правит. Но я смотрю, анализирую, все, что там происходит, и понимаю, что в ближайшей перспективе о возвращении говорить невозможно.

- Какое наследие оставила ваша мама?

- Называть все вещи своими именами. Понимать, что, если ты в меньшинстве, это еще не означает, что ты не прав. И действовать в соответствии со своими взглядами и своим видением ситуации. Если же говорить о журналистском наследии… Я надеюсь, что где-нибудь за пределами России оно почитаемо. Но внутри России можно смело сказать, что ее наследие никто не принял.

Смотрите также: