Сегодня ветераны и дети Великой Отечественной войны живут и в Германии. Их становится все меньше. Многие из блокадников Ленинграда, ветеранов той войны в силу своего эмоционального состояния не могут говорить о нынешней войне в Украине. Но две женщины, бывшая киевлянка и бывшая жительница Санкт-Петербурга, согласились рассказать DW о том, что они думают и как воспринимают войну в Украине.

"Потеряла сон и покой"

83-летняя Клавдия Лейбова сегодня живет в Ратингене, рядом  с Дюссельдорфом. Она вместе с мужем в 1998 году переехала в Германию из Киева по линии еврейской эмиграции.

"Я родилась в 1938 году, мне было три года, когда началась война. Моя семья была в эвакуации в тогдашнем Сталинграде. Я, будучи ребенком, помню, каким я застала Киев по возвращении на родину. Город был в руинах. В том месте, где мы жили тогда, был небольшой лагерь для военнопленных. Их оттуда, как мы говорили, гнали на работы по восстановлению разрушенного города. Они поднимали из руин Крещатик. Вы знаете, как бы это ужасно не звучало сейчас, но я хочу, чтобы Россию гнали таким же образом восстанавливать разрушенный снарядами Харьков, Киев и другие украинские города. И чтобы Россия это делала из своего неиссякаемого нефтяного фонда, потому что у Украины нет средств, чтобы все это восстановить", - говорит в интервью DW бывшая киевлянка Клава Лейбова.

"Мое сердце кровоточит, а глаза не просыхают от слез"

По ее словам, она всем сердцем сегодня с украинцами. Женщина потеряла сон, она каждый день перезванивается с оставшимися друзьями - одноклассниками и однокурсниками по киевскому Политехническому институту и переживает за них. Когда она думает о войне на ее родине в Украине, у нее возникают неизбежные ассоциации с тем, что она сама пережила: "Кто бы мог подумать, что я, ребенок Великой Отечественной войны, сегодня, будучи пожилой женщиной, стану свидетельницей новой войны, которую путинская Россия развязала против моей родины и моего народа. У меня нет слов, чтобы описать свое состояние. Я не помню лица своего отца: когда он ушел воевать, мне было три года. Он не вернулся с фронта. Долго еще после войны мне снились взрывы бомб. Наш эшелон во время эвакуации в бывший Сталинград бомбили. Я этого толком не помнила, но страх сохранился и рождал эти сны. Еще долго после войны у меня были вечно опухшие железки, положительная реакция Пирке, и мамин страх перед туберкулезом. Моя мама в тридцать с небольшим лет спасла нашу оставшуюся без отца семью - меня, сестру и старую бабушку, убегая из Киева. Чего ей это стоило, я осознала лишь, повзрослев. И не просто так она, потеряв здоровье от всех невзгод, ушла из жизни в пятьдесят три года. Мне потребовались десятилетия, чтобы зажили раны от воспоминаний детства. И вот теперь эти раны снова кровоточат. Я раньше не понимала, что значит фраза "сердце кровоточит", сейчас я это ощущаю: мое сердце кровоточит, а глаза не просыхают от слез", - я слышу на том конце провода, как женщина по имени Клава плачет. Мне тяжело дальше вести наш разговор. Я предлагаю сделать небольшую паузу…

"Я мысленно снова оказалась в своем военном детстве"

"Вы знаете, - через пару минут продолжает Клава, - я, ребенок войны, и, вероятно, это сделало меня не очень взыскательной в еде. Я и сейчас могу налить в блюдечко подсолнечного масла, посыпать солью и съесть с черным хлебом. И сделать это с наслаждением. Как это делала в послевоенном детстве. Масло тогда было пахучее, мама покупала его у молдаван на Бессарабском рынке. Этот вкус я помню до сих пор. Сегодня я снова налила себе масла, посыпала солью и макала его черным хлебушком, заливаясь слезами. Я просто не знаю, как пережить то, что творят путинские военные в моей стране и в моем городе. И не знаю, как помочь своим друзьям, в основном своим ровесникам, пожилым людям, которым суждено уже во второй раз пережить этот ужас. Неважно, что тогда они были детьми. Неважно, помнят ли они вой сирены, вой пролетающего самолета, из которого на твой поезд вываливаются бомбы, чтобы тебя убить. Этот страх каждый из тех, кто это пережил, будучи ребенком, носит в себе всю жизнь - до самой смерти. И вот ко мне, как и ко многим моим ровесникам, снова вернулся этот безумный страх. Я, старуха, сейчас снова стала дитем войны".

Мы с Клавдией снова молчим. Я боюсь прервать эту тишину, но через некоторое время решаюсь спросить, остались ли у нее родные в Украине?

"А как же, я каждое утро начинаю с обзвона, звоню им, чтобы узнать, живы ли они?  Мои друзья все в пожилом возрасте, они не могут бежать. Двум семьям, у которых был свой транспорт, удалось эвакуироваться в западную часть Украины. Остальные ждут своей участи и живут в страхе, что их расстреляют российские солдаты. Представляете себе, какой это ужас? Это братоубийственная война, неужели россияне этого не понимают? Моим знакомым в Германии удалось забрать своих мам - одну из Харькова, другую из Киева. У остальных такой возможности нет. Все эти одиннадцать дней войны я сплю только со снотворным и практически, можно сказать, не живу. Моя нормальная жизнь в старости закончилась. Я мысленно снова оказалась на войне". 

Сын Кладвии со своей семьей тоже живет в Дюссельдорфе, вместе с женой они собирают для украинцев гуманитарную помощь. У невестки - родственники под Одессой, она тоже очень сильно за них переживает. Внучка Клавдии закончила юридический факультет Боннского университета и продолжает учебу в Академии международных отношений в Женеве. Она тоже каждый день перезванивается с бабушкой и пытается ее успокоить. "Вся моя семья в оцепенении, мы не могли себе представить, чтобы Россия пошла на войну с Украиной, с которой вместе воевала против фашизма во время Второй мировой войны. У нас это не укладывается в голове", - говорит в интервью DW бывшая киевлянка.

"Мой муж умер уже в Германии, а я думаю о том, что слава богу, что он не дожил до этой новой войны на нашей родине. Он бы не смог этого пережить, у него было больное сердце". Клавдия Лейбова призналась в том, что ей за время войны в Украине пришлось разорвать отношения со многими своими ровесниками из России, детьми и участниками Великой Отечественной войны, которые сейчас живут в Германии: "Они большей частью не владеют немецким языком и смотрят российские телеканалы, они зомбированы путинской пропагандой. И это очень печально. Я понимаю, что ничего не могу им доказать. У нас совершенно не получается разговор, поэтому я решила прекратить общение со многими пожилыми эмигрантами из России, с которыми раньше дружила. И мне это очень обидно и больно", - признается в интервью DW киевлянка, а сегодня жительница Дюссельдорфа Клавдия Лейбова.

"Я боюсь накликать беду на родных в России"

Бывшая жительница Сант-Петербурга Светлана Егоровна (фамилии своей она просила не называть) живет сейчас в Кельне. Она родилась во время Великой Отечественной Войны, в декабре 1941 года не в Ленинграде, а уже в эвакуации, где находилась ее мама. Наше интервью началось с того, что бывшая россиянка поделилась своим страхом:

"Вы знаете, я очень боюсь за своих родных и близких, которые сейчас живут в России. Когда я с ними созваниваюсь, то разговариваю с ними, как в старые времена, не называя вещи своими именами, - признается 80-летняя женщина. - Ко мне вдруг, спустя многие годы, вернулся страх тех советских времен, когда о политике можно было говорить полушепотом и только на кухне. Мне стыдно за свою страну, за свою родину, которая развязала войну против братского народа Украины. Я боюсь со своими родными прямо говорить об этом, чтобы не накликать на них беду. Я по их подавленным голосам слышу, что они поддерживают украинцев и что они против войны Путина. Я слышу это между строк, когда говорю с ними по телефону. Раньше, когда я жила в бывшем Советском Союзе, мы тоже старались не говорить о политике по телефону, любой скрип в трубке мог свидетельствовать о том, что нас прослушивают. Сегодня у людей, которые этим занимаются, совершенно новые методы слежки, именно поэтому мы стараемся не говорить открыто о том, что мы на самом деле думаем и переживаем", - признается пожилая женщина в интервью DW.

"В нынешней войне виноваты политики"

Светлана Егоровна рассказывает о том, каким она помнит свое послевоенное детство: "Мы вернулись из эвакуации в Башкирии в Ленинград, когда мне было три с половиной года. Будучи ребенком, я видела и на всю жизнь запомнила следы войны. Это были громадные дома, у которых не было стен, было немало домов в руинах, которые восстанавливались. Позже я ходила в детский сад, а потом в школу и на моих глазах город восстанавливался, и это был очень долгий процесс. Признаюсь вам прямо, я не понимаю россиян, которые сегодня поддерживают Путина, они, наверное, всего этого не видели, не испытали голода и послевоенных лишений. Я выросла и воспитывалась в стране, которая победила фашизм, и теперь у меня не укладывается в голове тот факт, что Россия бомбит и убивает украинцев, которые тоже защищали и умирали за свою родину во время Отечественной войны. Сегодня, по воле Путина, они стали врагами. Но это не так. Мы - братья, в нынешней войне виноваты политики, которые развязали эту бойню. Непостижимо, что в 21 веке страна, которая называет себя цивилизованной, которая претендует на то, чтобы быть наследницей страны, победившей фашизм, идет на войну с соседней Украиной. У меня нет родственников в Украине, но я полностью и всем сердцем на стороне украинского народа, который вынужден браться за оружие и защищать свою родину от путинских захватчиков", - с ужасом в голосе признается бывшая жительница Петербурга. 

"Я не хотела бы умирать с мыслями о войне"

В последний раз Светлана Егоровна ездила в Россию три года назад. Теперь она не знает, когда ей снова удастся увидеть своих родственников и друзей. "Мне восемьдесят лет, я бы хотела дожить до конца этой войны, а не умирать с мыслями о ней, ведь я родилась в год начала Великой Отечественной войны и в своих самых страшных снах не могла предположить, что мне придется умирать, думая о войне, которую развязала моя родина. Это просто несправедливо и больно. Я не могу найти слов, которые могли бы описать мое состояние сегодня: я ложусь спать с мыслями о войне и просыпаюсь с ними. Неужели ради этого погибли члены моей семьи и близкие родственники? Моя бабушка была блокадницей, тетя умерла во время этой страшной блокады. У нас в семье воспоминания о войне всегда были явственными: бабушка все время видела лицо своего без вести пропавшего сына. Она умерла в 1961 году и до самой смерти ждала, что он вернется, но так и не дождалась. Я выросла со всем этим и теперь снова каждый день думаю о войне, и мне очень горько, что ее развязала моя родина. Мне жутко от того, что россияне, где бы они ни жили сейчас, боятся, что их посадят в тюрьму за то, что они говорят правду и это, как и развязанная Путиным война с братским народом, настоящее горе для здравомыслящих россиян", - с горечью в голосе признается в интервью DW бывшая россиянка.

Смотрите также: